У обелиска (сборник)
Шрифт:
– Да неужто я не понимаю, товарищ полковник! – засверкала глазищами Венера. – Я советский человек, комсомолка, партизан! Мокрым местом меня не напугаешь! Надо будет – голову сложим, за Родину падем, смертью храбрых!
Мишель только дернул щекой.
– Ну так вот, товарищ боец, времени у нас в обрез. Ночью идти тебе на тот берег.
Наступило молчание.
– У-уже? – совсем по-детски спросила Венера, и Севастиан Николаевич забарабанил по столу с удвоенной энергией.
– Уже, – отрезал Мишель. – Так что за работу, го… товарищи офицеры.
– Ы-ы-ы… Опять?.. Опять больно?
– Не ной! Ты красноармеец или барышня кисейная, дореволюционная?!
– Б-боец…
– Тогда не раскисай! – рыкнул Мишель. – Ну, чего смотрите? – бросил он остальным. – Сказал же уже – за работу!
– Ну-с, товарищ старший сержант Петров. – Генерал-полковник, член Военного совета фронта, обходил замершего Серегу кругами, словно манекена, наряженного во что-то невиданное. – Посмотрим на тебя, братец, посмотрим… Что скажете, товарищ полковник?
– Несомненно, товарищ член Военного совета. Подходит. По всем показателям. Вы, как всегда, правы были, когда его приметили…
– Я, дорогой Семен Константинович, всегда прав, – сухо обронил старый маг. – Потребуется слегка пообтесать, подделать кое-что… Ну и нагрузить, нагрузить, само собой.
И он вновь принялся нарезать круги вокруг Сереги.
– Разрешите… – не выдержал тот, однако товарищ генерал-полковник так сверкнул на «братца» глазами, что старший сержант враз прикусил язык.
– Хороший нагруз выйдет. В самый раз. – Сухая старческая рука крепко схватила Серегу за подбородок, бесцеремонно повернула вправо-влево. – Рот открой, братец. Шире. Еще шире. Так, теперь дыши глубоко… А теперь не дыши. – костяшки стукнули Сереге по груди. – Да, в самый раз. Вольно, братец. Будешь здесь сидеть, ждать. Вот полковник за тобой, братец, присмотрит, начнет, э-э-э, подготовку. А я пойду, проверю, как там твоя напарница.
Живот у Сереги сжался. Сжался отвратительно и постыдно. Так скверно ему было только под обстрелами в Сталинграде, когда справа и слева от него гибли один за другим товарищи, а он оставался невредим.
Старый маг ушел; а Серега с полковником из свиты члена Военного Совета остались в бывшей учительской.
Полковника этого Серега, понятно дело, знал достаточно хорошо. Был Семен Константинович Шереметьев спокоен, выдержан, вежлив, но холоден. А больше… больше и ничего. Как, впрочем, и остальные четверо. Ничего не мог сказать про них Серега – ни плохого, ни хорошего. Словно и не люди, что и выпить могут, и по матушке приложить. Никогда и ничего. Всяких полковников доводилось встречать Сереге Петрову за два с лишним года войны, а вот таких – нет.
– Разрешите обратиться, тащ полковник! – не выдержал он.
– Обращайтесь, старший сержант, – ох, до чего ж нехорошо глядел этот полковник на Серегу! Словно он – не он, а червяк какой-то, которого надо на крючок насадить да в омут закинуть.
– На задание надо будет идти?
– Верно, – кивнул полковник. Подошел вплотную к Сереге, разминая пальцы, словно намеревался двинуть ему в челюсть, так, что сержант аж попятился слегка.
– Не бойся, братец, – сухо сказал Шереметьев. – Товарищ генерал-полковник велел тебя подготовить… А остальное он сам тебе скажет. Задание тебе будет, да. Ты ведь, помнится, все просил тебя в действующее подразделение отправить, на передовую? Ну, так вот, могу тебя поздравить, братец, отправишься. И даже еще дальше. Стой смирно, не вертись. Чего дергаешься?
– Щекотно, товарищ полковник, ой, виноват, ха-ха, щекотно!
– Где? В животе, небось?
– Так точно, тащ полковник!
– Так и должно быть, везунчик. – Шереметьев хмыкнул, и, подобно генерал-полковнику, принялся ходить кругом Сереги, ну точно, как кот ученый по златой цепи.
Ходил он долго, так, что Серега, хоть и была команда «вольно», начал незаметно переминаться с ноги на ногу. Щекотка кончилась, но зато живот сжался так, словно Сереге вот-вот предстояло оказаться под судом военного трибунала.
– Что, боишься? – буркнул полковник, не прекращая своих манипуляций, от которых старшего сержанта бросало то в жар, то в холод, то начинало колоть в боках, то стискивало виски, словно струбциной.
– Так точно, тащ полковник, – признался Серега. – Что-то… нехорошо мне. Стыдно, знаю.
– Не стыдись, – все так же ворчливо отозвался тот, не глядя Петрову в глаза. – Дело сложное, задание не из простых, так что я сейчас все делаю, чтобы… чтобы ты приказ успешно выполнил.
– Приложу все силы, товарищ полковник! – счел за лучшее гаркнуть Серега. Оно и в самом деле – посылают на боевое задание… Разве не этого он добивался, когда слал по команде рапорт за рапортом? Ведь не в тыловики ж просился, не в обозники, не в инвалидную команду – на передовую, потому как сколько ж можно ему, старшему сержанту с настоящими боевыми наградами, в халдеях состоять?
Шереметьев молча кивнул. Взгляд его оставался непроницаем.
– Ну, вот и все, братец. Теперь идем, товарищ генерал-полковник вам с напарницей задание разъяснит.
В том же самом месте, где бросила самое первое «течь тебе кровью!» заклинательница, вновь собрались почти те же самые люди. Вновь угасал закат за Днепром, вновь тянулись от прибрежных круч длинные тени.
Только теперь в бесформенном ватнике без погон был и сам товарищ член Военного совета фронта. Охрана вновь осталась далеко позади, на проселке.
Товарищ Верховенский отозвал Серегу Петрова в сторону.
– М-м-м… Вот что, братец. – Он задумчиво пожевал губами. – Задача тебе, не сомневаюсь, ясна?
– Так точно, товарищ член Военного совета!
– Вот именно, – генерал-полковник дослушал формальное до конца. – Но тут такое дело… деликатное. Напарница-то твоя, сержант, она… проживала на временно оккупированной территории. Утверждает, что партизанка, но ты-то парень боевой, всякого повидал, сам знаешь, кто у нас зачастую в партизаны записывается…