У попа была граната
Шрифт:
Мастерство у Мастера, конечно, не отнимешь. Отец мой помолодел лет этак на двадцать, только глаза почему-то округлились, и в одну точку смотреть стали.
Мастер молчит, я молчу, отец молчит. Долго, однако, молчали. Потом отец руку из-под простыни достал, по голове себе погладил и улыбнулся:
– Хорошо, однако, подстригаешь, только мне наголо чего-то не нравится, давай, стриги под канадку.
И тут Мастер
– Чего вы надо мной издеваетесь? Что я вам, чукча, что ли?
Кое-как мы его успокоили, а отца он пообещал подстричь под канадку, месяца через два, чем старика совсем обрадовал. Пока ехали домой, отец всё бубнил, что времена совсем изменились, даже в парикмахерской поторговаться не дадут, товар на себе примерить.
А за фасонную стрижку с нас содрали рупь двадцать.
Ошибка охотника Второго
Сидел как-то Второй дома, книги читал разные, тонкие и толстые, и в Интернете книги всякие скачивал, тоже читал, однако. Таким умным стал, что сам к себе, как русский, на Вы обращаться стал, хотя ко всем, как обычно, на «ты» обращался, потому что чукчей был.
А вычитал он самое умное то, что все живые существа есть суть твари божьи и как бы даже родственники на клеточном уровне в седьмом колене. Где это седьмое колено, Второй, конечно, не знал, но понимал, что, если прижмет, то и восьмое колено найдешь.
Хоть и не речист Второй, но всю тундру уговорил жить по лозунгам: «Свобода», «Равенство», «Братство», «Счастье», «Да здравствует мир, труд, май, июнь, июль, август».
Не жизнь в тундре пошла, а рай сплошной.
– Здрасьте, Михал Иваныч! Здорово, Второй!
– Здрасьте Лисица Патрикеевна! Здравствуйте, уважаемый Второй.
– Доброго здоровьица Песец Григорьевич! Здоровеньки булы, друже Второй!
– Здравствуй, Гага Птица! Наше почтение Вам, Второй!
– Как семейство, Олень Петрович! Спасибо соседям, все хорошо, Второй!
Все травку жуют, друг другу улыбаются. И так продолжалось ровно три дня. А на четвертый день поссорились Гага Птица и Лисица Патрикеевна. Кое-как их разняли, но крику было много, а шерсти и перьев поразбросали по тундре предостаточно.
Потом Олень Петрович боднул рогами Михал Иваныча, за что и схлопотал лапой под левый глаз.
Да и Второй стал камнем преткновения в отношениях зверей. Улыбнись он Лисице,
Поели звери апельсиновых корок и пошли к Второму с требованием, чтобы отчитался перед ними в своих прегрешениях и переизбрать его на посту главного хранителя всяких ценностей в тундре.
А Второй три дня на одних огурцах да на лучке зеленом сидел, потому и злой шибко был. Вышел он к зверью и спокойненько так говорит:
– Ну, кто у вас тут говорить будет?
Звери и вытолкнули вперед Оленя Петровича, как зверя степенного и семьей обремененного.
Только Олень Петрович рот раскрыл, чтобы сказать чего-нибудь умного, как и получил от Второго палкой по рогам, и тут с ним болезнь медвежья приключилась. И Михал Иваныч почувствовал, что у него заболели все зубы, а коренной так и запел: «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Лисица Патрикеевна с Гагой Птицей по-женски почувствовали, что со Вторым шутки плохи, измажет зеленкой и петухом заставит петь, потихонечку улизнули с митинга.
Михал Иваныч с Оленем Петровичем быстренько взяли Песца Григорьевича под голубые лапы и поставили перед Вторым: вот он, голубь сизокрылый, что всю кутерьму затеял.
Били Песца Григорьевича больно и долго. И хотя Второй к Григорьичу не притронулся, но Песец больше всех обиделся именно на Второго, мысленно поклявшись отомстить ему, а глядя в глаза, пообещал больше общественных переворотов в тундре не устраивать и быть самым преданным другом Второму.
И отомстил Песец Григорьевич очень быстро. Как самый преданный друг Второго сказал всем зверям, что перестройка закончилась и каждый может набивать свое брюхо тем, что он найдет, если повезет.
Выйдя на следующий день в тундру, Второй увидел, что все там происходит так, как это было до него и до седьмого колена.
Вот так и исчез доблестный и благородный правовед и правозащитник Второй. Взял он старенький «Зауэр» три кольца и звери удовлетворенно вздохнули: в тундру вернулся Хозяин сопатки всем прочистить.