У пристани
Шрифт:
— Да, это так! Старшина продала! Через нее мы терпим! — загомонели уже многие.
— А разве она нас не продавала и прежде? Заключили для себя добрый под Зборовом мир, а нас-то повернула ляхам в неволю, как быдло!
— Так, так, верно! — отозвались сочувственно сотни голосов, и на шум их новые сотни повалили на площадь.
— Да и теперь нас старшина не спасет... Что там Богун и Чарнота, да и вся чертова старшина! «Не поможе, — говорят, — бабе и кадыло, колы бабу сказыло!» Куда нам бороться с ляхами, когда их триста тысяч без слуг, а нас с татарами было сто шестьдесят тысяч, не больше, а теперь, когда татары дмухнули, — сколько осталось? {98}
98
Куда
— Да и чего держаться, на кой черт? — кричали в одном конце — Когда б была надежда!
— Верно, верно! — загалдели кругом. — А куда делся наш гетман? Вот уже шестой день как его нет в лагере! Старшина дурит нас, что он поехал упрашивать хана и снова вернется назад!
— Лгут они нам, иродовы сыны, все! Увидал гетман, что вскочил в яму, и бросился навтекача, а писарь Выговский тоже за ним поехал да и там же, у хана, пропал!
— Они нас продали, верное слово, продали ляхам, а теперь оставляют! — кричали одни.
— Так что же делать? Спасаться?.. Бежать из лагеря?
— Сдаться на милость панов! — вопили другие.
— Послать к королю посольство! — раздались кругом отчаянные вопли. Толпа заколыхалась и зашумела.
— Да стойте, блазни, чего кричите? — перебил всех чей— то голос. — Ведь полковник Дженджелей, которого Богдан поставил за себя, послал уже посольство к панам.
— Знаем, какого мира запросит старшина: они себя выгородят, а нас отдадут на поталу.
— Так что же делать? Что делать? Как спастись? — раздались вдруг со всех сторон испуганные вопли.
— Черная рада! Черная рада!! {99} — слились все вопли в один чудовищный крик.
Не дожидаясь довбышей, толпа кинулась к котлам. Вскоре в лагере к грохоту пальбы присоединились и частые, тревожные удары медных котлов. Со всех сторон хлынули на площадь черные массы поспольства и козаков...
Через полчаса вся площадь уже кишела народом. Испуганные, растерянные новоприбывшие обращались с вопросами к окружающим:
— Что случилось?
— Кто звонил на раду?
99
Черная рада — совет, который созывает не старшина, а сами казаки. Отсутствие Б. Хмельницкого вызвало в войске тревогу и разные слухи, в частности об измене гетмана и старшины. Распространяли эти слухи сторонники соглашения с шляхтой и польские агенты, чтобы вызвать среди войска панику. Черные рады во время осады созывались несколько раз, проходили очень бурно, даже коринфский митрополит Иосаф, который находился в казацком войске, успокаивал мятежников. М. Старицкий вместо него изображает в этой роли попа Ивана.
— Старшина нас покинула! Хмельницкий злодей, изменник! Погубил нас! Он нарочно запропастил войско! Он подружил с басурманином и сам ушел с ним, а нас оставил на зарез! — кричала кругом разъяренная толпа. К этим диким возгласам присоединились и вопли прибывающих женщин. Протяжные, прерывающиеся удары котлов звучали все чаще и чаще...
LXXX
Сумерки
— Панове товарыство, черная рада! Собрались все мы по примеру наших отцов, потому что нам угрожает крайняя гибель! Старшина нас бросает, так надо самим подумать, что делать дальше...
— Бросает, бросает! Это верно! — раздались в разных местах одинокие злобные возгласы и вихрем закружились над сбегавшимися толпами.
— Долой старшину! Будь проклят Хмельницкий! Гайда домой! — слились крики в какой-то рев и понеслись ураганом по сплоченным рядам, обезумевшим от отчаянья; этот массовый крик долетел и до польского лагеря. Схватился спросонья какой-то пушкарь и, не разобравши, в чем дело, приложил фитиль к затравке орудия; грянул выстрел, поднял на ноги польский лагерь и отрезвил несколько черную раду.
— Что же вы притихли, рваные дурни? — гаркнул подошедший Кривонос. — Небось, оторопели и при одной гармате, а вот как загавкают все, так и станете за старшину ховаться... Что ж вы себе в порожнюю башку взяли, что без старшины ляхи вас помилуют?.. Ха-ха! Да самая лядащая баба на свете — и та такой дури не выдумает! Половину вас ляхи на колья посадят, а половину в плуги запрягут!
— Нет! Кривонос не зрадник! Кривонос наш! — отозвались сконфуженно многие.
Поднявшийся снова гомон то возрастал, то падал перекатным рокотом, словно отдаленные раскаты грома перед грозой.
— Да что вы слушаете старшину? — рычал уже осипшим голосом стоявший на бочке козак. — Это зрадники!
— Ах ты иуда! — гаркнул Кривонос, обнажая саблю. — Я тебе вырву из глотки язык! Какая это старшина зрадила?
— Лящинский, Борец, Лысенко!
Над толпой пронесся зловещий гул и сменился грозным молчанием.
— Ха! — возразил запальчиво Кривонос. — Передатчиков то ласкают и награждают, а Лысенка, как вам известно, велел Ярема разорвать между досок... Так как же это?
— Что толковать! Есть старшина и верная! Есть лыцарство славное, — раздались то сям, то там робкие замечания.
— Чарнота! Золотаренко! Кривонос! Богун! — поддержали отдельные голоса.
— Богун! Богун! Лыцарь наш славный! Где он? Ведите Богуна!
— Что там Богун и Чарнота! На черта нам старшина? Разве мы можем защищаться и сидеть в этой клетке? Нас перебьют здесь, как курчат, а упорных на колья рассадят!
— Правда, правда! — снова загомонела, загалдела, заревела толпа...
— Зрада! Вязать старшину! Смерть зраднику Хмелю! — раздался уже грозный взрыв и охватил безумным бешенством всю толпу. Она готова была уже подчиниться той стихийной силе, которая неудержимо и безрассудно сливала каждую отдельную волю в исступленный порыв... Еще мгновение — и толпа, казалось, готова была броситься на своих лыцарей и запятнать себя позором братоубийства.
Но раздались вдруг тревожные крики в одном углу:
— Стойте, стойте! Глядите!
Все невольно стали всматриваться в темную мглу.
— Что? Старшина? Вязать старшину! — рявкнули на это несколько пьяных голосов.
— Да не орите! — затыкали им глотки соседи. — Процессия идет! Батюшка с крестом!
Вид креста и священника в полном облачении, окруженного хоругвями, подействовал на толпу; бурные крики стали мало-помалу стихать.
Сквозь сплошные массы народа торопливо пробирались отец Иван, в полном облачении, окруженный хоругвями, а за ним вся старшина, к которой присоединились и Ганна с Варькой. Несмотря на свою ярость, толпа невольно расступилась перед ними. Крики слегка утихли, только из дальних рядов еще долетали злобные возгласы.