У Пяти ручьев
Шрифт:
Надо сказать, что лошади за эту трудную дорогу совсем измучились и имели крайне изнуренный вид. Было ясно, что им не дойти до далекого еще лога у Пяти ручьев.
Здесь, в этом северном краю, на лошадях по лесным дорогам не ездят.
Надежды ребят на выносливость лошадей не оправдались, и перед экспедицией уже несколько дней стоял грозный вопрос, как быть с багажом... Подгоняемые теперь понуканием, Сивка и Лыска едва шли, тяжело дыша.
Наконец, лай собак и крики Крака стали слышны где-то совсем вблизи. Очевидно, ворон затеял драку с вогульскими
Караван двинулся быстрей. Через полчаса глазам путешественников представилась живописная картина. В полуверсте от берега реки стояло среди поляны несколько высоких конусообразных жилищ. Оттуда высыпало человек восемь женщин, детей и один старик, все одетые в какие-то длинные рубахи. Они с изумлением и страхом глядели на невиданное зрелище – птицу, нападавшую на собак.
Картину оживляли группы крупных серо-бурых животных с длинными ветвистыми рогами. Часть их паслась в лесу между деревьями, другие, как коровы, лежали около жилищ на траве, пережевывая жвачку. Оленей ребята видели впервые.
Перед одним из чумов – так, по словам Яна, называлось конусообразное жилище, – у горевшего костра две вогулки чинили сани, на которых зимой и летом ездят здесь на оленях.
Несколько таких саней, называемых «нартами», стояло в стороне. Тут же валялась на траве несложная ременная упряжка.
В отдалении на реке виднелись четыре очень длинные и узкие долбленые лодочки с веслами похожими на перо.
Ребята во все глаза смотрели на лесных людей и их хозяйство. Это был для них новый, действительно совершенно своеобразный мир.
– Лайки! – сказал вдруг радостно Андрей, видя приближающихся с злобным лаем пятерых собак. – Для охотника не собаки, а золото!
По внешнему виду эти вогульские собаки походили на эскимосских собак. Две из них были желтоватого цвета с подпалинами и три серые, как волки, на которых они походили и другими приметами: острой мордой, ушами торчком, живыми глазами, сильными крепкими ногами при широкой груди; отличал лишь хвост кренделем на спине.
Мишка моментально кинулся от них в лес, чуть не опрокинув Пимку.
Старый вогул отогнал псов. Гришук в свою очередь позвал Крака, пробовавшего усесться к оленю на рога.
– Вы видите около чумов двух всегдашних друзей вогула, – сказал Ян, – оленя и лайку. Без них жизнь здесь была бы невозможной.
– Эх, не фартит! – вздохнул дед. – Бабы одни. Домовничают. Мужики, верно, рыбу промышляют. Вот тебе и проводник...
Тошка и Пимка не отрывали глаз от оленей.
– Э, да у них, кажись, праздник? – продолжал дед, пристально всматриваясь. – Вишь, сколько нарт стоит и олени... Гости приехали!
– Ну, дед, ступай, разговаривай с ними. Ты нашим переводчиком будешь, – сказал Ян.
Дед кое-как говорил, по-вогульски, а старик вогул, оказывается, умел объясняться немного по-русски. С помощью жестов беседа скоро наладилась.
Дед выяснил, что среди вогулов, действительно, находятся приехавшие с севера гости, приглашенные на праздник.
– Что за праздник? – обратился к деду Ян. – Спроси.
– Медвежий праздник, – ответил старик. – Охотник Савелий, хозяин юрты, убил на днях медведя и созвал по этому случаю гостей. Они привезли с собой и два чума, поставленных на поляне. Третий чум принадлежит Савелию. Сам он уехал за шаманом и должен сегодня вернуться.
Пока старики разговаривали, ребята и вогулы взаимно разглядывали друг друга.
Вогулки были крепкого телосложения, среднего роста, черноволосые, нос приплюснутый, рот с тонкими губами и желтыми зубами. Руки длинные, ноги кривые. Сходство лиц с Пимкой было поразительное.
Женщины, видимо, тоже заметили, что Пимка – вогуленок, что-то по-своему говорили и, указывая на него, громко хохотали.
– Узнали родню, узнали! – смеялись и ребята.
– Разве у вогулов не растут бороды? – удивленно спросил Гришук у Яна, указывая на совершенно безбородого старика манси.
– По преданию, первому вогулу отростил бороду дьявол, – ответил Ян, улыбаясь, – но благочестивый вогул ее выщипал. Остальные подражают этому хорошему примеру.
Одежда вогулов имела много общего с обычной крестьянской.
– Очевидно, они кое-что усвоили, бывая в наших деревнях.
– Смотрите, ведь это гости выходят! Из чума-то, из чума!
– Эти совсем... Глядеть страсть! – сказал Федька.
Действительно, приехавшие с севера вогулы носили одежды из звериных шкур. Волосы их были заплетены в две длинные косы, перевитые шнурком. Длинные руки покрыты татуировкой.
Степан, – так звали старика, – оказавшийся отцом Савелия, приглашал всех в юрту.
Общее изумление вогулов вызывал ходивший около ребят Мишка (он только что прибежал из лесу) и садившийся Пимке на плечи Крак.
Крак уже показывал свое искусство лаять, и дед сказал, что вогулы прозвали его «крылатой собакой». Но Мишку пришлось увести подальше от чумов, так как вогульские собаки не давали ему покоя.
Пимка и Тошка подошли к оленям и начали их осматривать. Эти крупные животные оказались совсем смирными и ласковыми. Особенно хороши были глаза их, большие и грустные. Спина оленей покрыта густой темно-бурой шерстью, ноги и брюхо буровато-белые. У некоторых животных рога были велики и ветвисты, у самок оленя, напротив, они значительно меньше. Во время жвачки олени очень часто давились и кашляли, «перхали». Время от времени животные издавали звук, похожий на сиплое мычание.
Между тем Ян и дед вели деловую беседу. Старик Степан сообщил, что вечером вернется Савелий и можно будет переговорить о проводнике.
– Как нынче лесовали? – спросил дед.
– Савелий – хороший охотник, – ответил Степан. – По насту залобовал пять зверей да тридцать оленей, девять лис, трех медведей, очень много белок, есть соболь и куница.
– А нынче какую охоту ждете?
– Не знаю. Урожай орехов хорош. Белка будет, если шайтан не угонит куда...
Андрей тем временем отправился осмотреть лодки. Это был обделанный ствол выдолбленной осины, длинной до двух сажен, а шириной не более аршина. Внутри были распорки.