У Пяти ручьев
Шрифт:
Ребята переглянулись.
– Все руды, драгоценные камни и золото открыты рабочими, крестьянами да вогулами, – вздохнул дед. – А достались им плети да тюрьма...
– А золото – купцам, разным Походяшиным, Разгильдяевым, дворянам да казне, – подхватил Тошка. – Наконец-то, дед, ты разул глаза... Такая власть, дед, была, – дворян да купцов. Все себе брали.
В пути, а чаще вечерами на таборе, когда усталые ребята растягивались на траве, и у них отдыхала каждая косточка, так незаметно, слово за словом, завязывалась общая беседа, иногда переходившая в страстные
Когда огромный артельный чайник начинал кипеть и фыркать, беседа обрывалась. Пили чай, ужинали. Потом Ян снова доставал свою неистощимую записную книжку, и разговор продолжался.
Пояснения непонятного для Пимки делали ребята. II это для них было очень полезно.
Неистощимой темой этого курса, проходимого среди глухих лесов, всегда был Урал. Аудитория с вниманием и интересом ловила каждое слово. Это бы то не удивительно, так как усвоение теоретических сведений шло рука об руку с практическими работами.
Согласно ранее намеченному плану, один из ребят собирал гербарий, другой – разные породы камней, третий делал записи наблюдений. Словом, каждый шаг экспедиции, каждый момент жизни Северного Урала, который они могли наблюдать, – все самым тщательным образом ими отмечалось. Это было внимательнейшее исследование.
Вечерами подводили итог дневной работе, и Ян выяснял значение каждого вновь приобретенного экспоната и возможное его практическое применение. Велика была радость ребят всякий раз, когда та или иная находка или наблюдение указывали на возможность их практического использования, сулившего Уралу и Советской стране в ближайшем же будущем какие-нибудь новые достижения.
С ними незаметно и Пимка как-то исподволь втягивался в работу и приобретал новые навыки. Хулиганские замашки, усвоенные во время бродяжничества в городе, выражения стали в обстановке лесной жизни понемногу пропадать. Пимка становился тем, чем он был на самом деле: деловитым, с хозяйственной сметкой, сыном рабочего, не боявшимся труда, напротив, даже с каким-то прирожденным вкусом к крепкой захватывающей работе, требующей всех сил до устатку. Дед, глядя на него, только радовался.
Довольны были им и ребята. Все объяснения он схватывал буквально на лету. То и дело задавал вопросы, иногда такие меткие, что Ян ласково щелкал его по затылку и говорил:
– Хорошая голова! Очень хорошая голова!
«Смекалистый» сиял. Огорчало ребят только то, что пока не могли отучить его курить.
Каждая отрасль ураловедения имела своих особо внимательных слушателей, сообразно наклонностям и вкусам каждого из юных членов экспедиции.
Ян, таким образом, имел как бы ассистентов: Гришука – по истории, фольклору, Федьку – по ботанике, химии, геологии и медицине, Тошку – по географии и зоологии, Андрея – по лесному делу, охоте и технике. Дед, бывший, как и Пимка, вроде вольнослушателя, кроме того, что служил проводником экспедиции, иногда обстоятельными рассказами знакомил ребят с бытом золотоискателей, жизнью звериного и птичьего населения Урала и природой края.
План экспедиции, сообща разработанный, заранее был согласован с проектом деда отыскать его заветное место.
Конечным пунктом путешествия и намечен был именно этот загадочный лог, приблизительно определенный на карте. Он находился довольно далеко на севере. Чтобы добраться до него, надо было пройти значительную и как раз наиболее интересную для исследования малоизвестную часть Северного Урала.
По плану вся работа и задача юных краеведов заключалась в обследовании этого района. Найдут или не найдут таинственное место? Все, кроме старика, сомневались в этом, тем более, что и сам дед, ходивший сюда несколько раз, его не нашел. Ребят и Яна мало занимала разведка россыпи. Только дед да отчасти Федька серьезно думали о ней.
Пока предположения плана выполнялись довольно успешно. Много помогало то, что ребята шли подготовленными, захватив необходимые для работы пособия и принадлежности. Немалую роль играли, конечно, советы Яна и его аккуратность и настойчивость.
Музей экспедиции, записи, наблюдения, коллекции, шкурки птиц и животных прибывали с каждым днем. Дед даже жаловался, что собираемые материалы слишком обременяют лошадь, и это серьезно тревожило ребят. Ведь экспедиция только что начинала свою работу!
Мало материала оказывалось только у Гришука, потому что все время шли безлюдной, дикой местностью и записывать в дневник было почти нечего. Но он надеялся пополнить его, когда дойдут до вогул. Это племя, обитающее на Северном Урале, по самой задаче экспедиции и должно было составить главный предмет его наблюдений. Пока же в его записях играли главную роль рассказы деда из прошлого Урала и факты, сообщенные Яном.
VII. Сокровища подземных кладовых
В одну из остановок Гришук подстрелил случайно налетевшего на табор гигантского глухаря. Он оказался очень кстати: вышел хороший ужин.
Крак, получивший на сон грядущий свою порцию добычи, потроша глухариные внутренности, разорвал зоб. Оттуда вместе с хвоей выпали камешки, и он играл одним из них, то выпуская его изо рта, то снова пряча. Гришук заинтересовался, подошел и, улучив момент, отобрал камешек.
Крак энергично протестовал, но Гришук не отдал камня.
– Смотри, какая светлая галечка! – сказал он, подавая Федьке небольшой прозрачный камешек. – Что это за порода?
– Эка невидаль, – сказал дед. – Галька.
– Нет, – сказал Федька, рассматривая галечку и отбиваясь от Крака, который пытался вернуть свою игрушку. – По-моему... Да отвяжись ты, нечистая сила!.. По-моему, это горный хрусталь.
Завязался спор. Ограбленный ворон летал над головами спорящих и возмущенно каркал. Подошел Ян. Взглянув на камешек, он взял его, почистил, внимательно осмотрел, поскоблил ножом, потом взглянул на ребят, на деда и улыбнулся.
Крак перелетел к нему на плечо и, с тревогой вытянув голову, с каким-то комичным испугом и ехидством следил за каждым движением Яновой руки, державшей его находку. Крак выжидал удобного момента, чтобы выхватить камешек. Пимка глядел на него и надрывался от смеха.