У самого Черного моря. Книга II
Шрифт:
— А ведь я писал об этом, — признался тогда Василий. — Не помню только, в какой газете.
И вот неожиданно, когда Кулемина уже не стало, ко мне в руки попала пожелтевшая наша фронтовая авиационная многотиражка. И в ней взволновавшая сердце подпись: «Вас. Кулемин».
С Кавказом его связывала и личная судьба. На Северном Кавказе Василий окончил десятилетку. В 1940 году призвался на флот. Войну он встретил простым матросом Черноморского флота. Работал во фронтовой печати. Писал стихи, очерки, листовки. В 1942 году на фронте вступил в партию.
В 1946 году в Крымском издательстве вышла его первая книга стихов — «Севастополь».
После его смерти мы прочли книги «Только о любви к тебе» и «Право на нежность».
Есть на кладбище Новодевичьего монастыря невдалеке от могил Островского и Луговского, Фадеева и Тренева холм из цветов. На мраморе вычеканено, что здесь лежит поэт-солдат Василий Лаврентьевич Кулемин…
Когда я прихожу сюда, мне всегда вспоминаются его строки:
Мне б жизнь прожить И умереть горнистом. И, в вечность Ничего не взяв с собой, Уйти путем Встревоженным, гористым, В последний раз Войска подняв на бой…Такой нашей, черноморской была его песня, и я рад, что могу добавить несколько строк к его биографии.
Подвиги черноморских летчиков-истребителей вдохновляли не одного Василия.
Мало кто знает, что замечательный советский поэт Василий Лебедев-Кумач написал специально для нас, морских летчиков Черноморья, песню. Она появилась на страницах нашего «Черноморского летчика» 1 сентября 1943 года. Привожу ее полностью.
Взвейтесь, соколы морские Грозной стаей боевой За Отчизну, за Россию, За Кавказ любимый свой! Пусть на Черном море нашем, У цветущих берегов, Крепче бьют по гнездам вражьим Стаи храбрых «ястребков»! Пусть сметет бомбардировщик Немцев огненной метлой Из зеленой нашей рощи, С моря синего долой! Пусть торпеды без пощады Жгут и топят корабли, Чтоб живыми вражьи гады С Черноморья не ушли! Будем бить врага жестоко И по-русски отомстим За любимый Севастополь, За Одессу и за Крым! Взвейтесь, соколы, орлами, Дайте немцу смертный бой Над родными берегами, Над соленоюНасколько я знаю, эти строки не вошли ни в один посмертный сборник поэта, затерялись на страницах фронтовой печати.
Но они — свидетельство не только поэтического, но и воинского подвига.
Бой, чуть не обернувшийся катастрофой
Любимову явно не повезло. Известно, что самые худшие неприятности те, которые случаются в присутствии начальства.
Казалось, в тот ясный майский день 1943 года ничто не предвещало грозы. И Любимов, закончив инструктировать летчиков, собирался было покинуть аэродром, когда в землянку командного пункта кубарем скатился дежурный.
— Товарищ командир полка! Прибыл командир дивизии Токарев…
Дежурный не успел закончить доклада. Комдив уже спускался в землянку.
Не выслушав приветствия по уставу, он бросил Любимову:
— Все знаю. Покажи-ка лучше, Иван Степанович, свое хозяйство.
Любимов и Токарев были друзьями еще по Севастополю.
— Ну как, Иван Степанович, после Севастополя здесь, пожалуй, скучновато?
— Скучать не приходится. Немцы не дают…
— Ох уж эти немцы!.. — комдив не докончил фразы, к чему-то прислушиваясь.
Над аэродромом гулко плыли удары колокола.
— Ну вот, легки на помине! Боевая тревога, товарищ комдив!
— Ну что же, посмотрим на твоих молодцов в деле…
— Высота 6000 метров… Четыре «фоккера», — кричал в микрофон радист станции наведения. — Идут со стороны Голубой бухты…
— Сами видим, — раздался в наушниках голос одного из четверки, поднявшейся наперехват.
— Что они делают! — в отчаянии сорвалось у Любимова. Он с ужасом видел, как, теряя время и ставя себя в невыгодное для атаки положение, его ребята стали набирать высоту тут же над аэродромом.
Немцы сразу получили выигрыш и в высоте, и во времени.
— О чем они думают!? — метнулся к рации Токарев. — Передавай!..
Что передавать, он так и не успел сказать радисту. Да и вообще, передавать что-либо уже было поздно. «Фоккеры» отлично использовали свое преимущество. Их стремительная атака со столь выгодных позиций не могла не увенчаться успехом. Гитлеровцы были слишком опытными, чтобы не отыгратся на ошибке молодых летчиков. Через какую-то минуту два наших «ястребка» уже шли на вынужденную посадку.
Токарев, несмотря на то, что уважал Любимова и знал его много лет, в бешенстве повернулся к нему. Неожиданно перешел на «вы»:
— Это так вы учите их воевать!.. Кто в воздухе?
— Остались Татищев и Снесарев — лучшие летчики полка.
— Посмотрим, какие они лучшие…
Словно невидимое радио донесло до Татищева и Снесарева разговор комдива с командиром полка.
Конечно, это было простым совпадением, но именно в это мгновение летчики пошли в неравную лобовую атаку.