У сопки Стерегущей Рыси
Шрифт:
Тогда Сэм просыпался, вздыхая, и засыпал снова. Не храпеть Сэм не мог. Так уж устроен бульдожий нос.
Ему снилось, как они с хозяином бежали по лесу и вдруг он потерял хозяина из виду. Остановился, жадно прислушиваясь. Какие-то непонятные скрежещущие звуки насторожили его. Он бросился на звук с рычанием и проснулся. В дверь позвонили.
Кто-то открывал замок. За дверью были люди, но не хозяева. Сэм понял это по тому, как осторожно и неуверенно поворачивался в замке ключ. Сэм чуть привстал на кресле, и лапы его мелко дрожали.
Когда дверь открылась и Сэм почувствовал в квартире людей, он спрыгнул с кресла и, цокая когтями об пол, побежал в прихожую. Чужой запах ударил в нос, и Сэм захлебнулся в яростном рыке, прыгнул тугим мускулистым комком на человека и укусил его руку. Он ощутил привкус крови.
— A-а, здесь собака!
— Сейчас мы её уберём…
Их было двое. Сэм снова прыгнул, увернувшись от удара, и схватил руку выше кисти. Но его зубы скользнули по плотной материи. В прихожей было тесно, и Сэм чувствовал себя скованным в этом замкнутом пространстве. Ослепнув от бешенства и не почувствовав сильного удара в бок, Сэм бросился на обоих сразу, уже не разбирая, на кого из вошедших он прыгает. Жёсткая и плотная мешковина забила его пасть, обволокла всё тело. Рыча и задыхаясь, он забился, как пойманный зверь, пытаясь прокусить и разорвать ткань. Он почувствовал, как его подняли на руки.
— Ну и тяжёлый, сволочь!
Страха не было. Сэм хрипел от ярости и своего бессилия. И вдруг на мгновение завис в воздухе и полетел вниз.
Сэма выбросили со второго этажа. Ломая кусты, тяжёлый куль ударился о землю. Инстинктивно Сэму удалось с кошачьей гибкостью перевернуться в воздухе, и он упал на лапы. Мешковина развернулась и освободила его. От боли почернело в глазах. Что-то случилось с его задними лапами. Сэм не чувствовал их, всё поглотила острая боль. Он поднял голову и сквозь траву и цветы увидел чёрный проём раскрытой двери подъезда. Сэм рванулся вперёд всем телом и, заскулив от боли, пополз на передних лапах. Он скулил всё тише и тише и только дышал хрипло, с надрывом, захлёбываясь слюной. Запах земли остро щекотал нос. Прохладная и сырая, она приятно холодила горячее тело Сэма. Он подполз к самому штакетнику. В нём было выломано два бруска. Сэм с трудом протиснулся в проём и оказался под скамейкой. Он замер, уронив голову и дыша раскрытой пастью в пыльный, засыпанный вонючими окурками асфальт. И только налитые кровью глаза непрерывно глядели на раскрытую дверь подъезда.
На скамейке сидели две старушки. Сэм знал их, они были соседями его хозяев по этажу. Одну из них он не любил, потому что с ней часто почему-то ругался его хозяин. К тому же Сэм чувствовал, что она ненавидит его, и, хотя никогда не кусал её, всегда лаял на неё задиристо и беззлобно.
Из подъезда вышли двое. Сэм увидел их и забыл о боли. Теперь это был хищник, который замер в ожидании. Всё тело его налилось неудержимой силой, у него напряглись челюсти, и Сэм перестал дышать. Двое остановились, вытащили папиросы, закурили. Сэм увидел в руках одного из них коричневый портфель хозяина. Ярость сдавила грудь. Сэм с рёвом рванулся из-под скамейки. Он не чувствовал своих задних лап и прыгнул лишь передними, как когда-то учил его хозяин. Испуганные крики старушек, вопль ужаса, который вырвался у его врагов, — их голоса смешались с диким, захлёбывающимся рычанием Сэма. Всё произошло так неожиданно, что жертва Сэма не успела отскочить, и Сэм вцепился прямо в мясистое бедро. На этот раз Сэм схватил удачно и, оторвавшись от земли, повис на ноге всей тяжестью тела.
На душераздирающий человеческий крик бежали люди.
Удары сыпались на голову Сэма. Он закрыл глаза и сильнее сжал челюсти. Как будто что-то хрустнуло в них и сдавило их так, что зубы заскрипели о зубы. Сэм застонал от боли, а челюсти сжимались и сжимались.
— О-о-а-а! Помогите, помогите!
— Бей по голове его, по голове!
— Я знаю эту собаку, соседская она! Они, ироды, аж на меня её травили! — громче всех кричала старушка. — Люди, люди, помогите, человека убивают, ироды проклятые!
Глаза Сэма заливала кровь, он только чувствовал, как его зубы всё глубже вгрызаются в живое, ненавистное мясо. Его враг упал и стал биться, пытаясь оторвать от себя Сэма. Кто-то схватил его за туловище и тянул прочь, но челюсти уже не могли разжаться. Страшная боль всё росла, и от этого Сэм визжал и скулил.
Вокруг них собралась большая толпа.
— Это как это добрым людям такая мука от мерзкой твари! — кричала старушка.
— Он сегодня утром меня укусить хотел! — подхватил подбежавший дворник и ударил Сэма лопатой.
— «Скорую» надо вызвать!
— Чёртова собака, на людей бросается!
— Убейте её, убейте чем-нибудь, а так не отцепишь!
— Да скорей же, скорей… Нож, там у тебя… — застонала жертва Сэма.
Лезвие обожгло натянутое горло Сэма.
— Мама, зачем собаку убивают? — вскрикнул детский голос.
— Она сама во всём виновата, сынок! Она бешеная, на людей кидается и тебя бы укусила. Пойдём, пойдём, не смотри!
С трудом разжали пасть уже мёртвого неподвижного Сэма.
Раненому вынесли воды, перевязали ногу. От «скорой помощи» он отказался. Второй его спутник быстро поймал машину, и они уехали. А когда возмущённые люди вместе с домоуправом заколотили и зазвонили в квартиру хозяев Сэма, дверь в ней оказалась открытой. В комнатах в беспорядке были разбросаны вещи.
ЛЮСЬЕНА
В приамурском селе Филипповка у колхозников Потеряхиных жила корова. Казалось бы, ну и что? Есть ли животное более обыкновенное? Да и какой уважающий себя колхозник не держит в наше время корову?
Тракторист Потеряхин любил говорить про свою корову:
— Ну — это личность!
Корова Люська была абсолютно чёрная и очень худая. На её острой хребтине можно было пересчитать все позвонки, а мускулистые длинные ноги развивали такую скорость, что и хорошая лошадь позавидует. Рога у Люськи выросли длинные, острые и величаво загнутые вверх, в больших глазах не было и тени коровьей покорности, а нижняя белая губа, единственное белое пятно на ней, придавала её морде гордое и своевольное выражение.
Молока Люська давала мало, телят приносила редко и вообще оказалась очень невыгодной коровой. Один характер чего стоил! Свои, деревенские, любили посмеяться над Потеряхиными, Что вот, мол, носятся с никчемной скотиной, как с писаной торбой.
Вообще-то настоящее имя у Люськи было Люсьена. Давно, когда Люська была симпатичной весёлой тёлочкой, так её назвала Ирина, дочь Потеряхиных, в то далёкое время студентка филфака. Теперь Ирина давно уже Ирина Алексеевна и работает в школе завучем, ну и Люсьену давно называют просто, по-родственному — Люська. Изредка, когда Ирина Алексеевна приезжает в деревню к родителям с детьми и мужем, Люська слышит от неё непривычное, ласкающее слух «Люсьена-а» и одобрительно мычит в ответ.