У стен недвижного Китая
Шрифт:
Мы шли по отличной грунтовой дороге, почти параллельно железнодорожному полотну, ведущему в Шанхай-Гуань.
Кругом нас была песчаная пустыня, блиставшая на солнце своими солончаками. Она покоилась, прекрасная и величавая своей невозмутимой ровностью, своим незапятнанным однообразным желтым цветом, своим строгим безмолвием и какой-то всюду разлившейся грустью. Видно только небо, песок и вдали море.
Но эта печальная, обиженная Богом страна не напоминала о смерти, потому что и жизни здесь никогда не было. Как и дно океана, эта пустыня молчала и хранила в себе какую-то тайну. Раньше здесь иногда пробегал поезд. Но теперь железнодорожный путь был наполовину разрушен.
На морском берегу виднелись одни форты и импани, трудом и упорством человека воздвигнутые в этой пустыне. Но и они были покинуты людьми и безмолвствовали.
Китайцы
Ночью отряд генерала Церпицкого подошел к военному городку Лутай, из которого китайцы поспешно бежали. Уходя, они пустили в нас несколько гранат, которые высоко прошумели над головою и дали перелет. Подпоручик Иванов живо снял орудие с передков и ответил китайцам своими меткими гранатами. Все китайские войска ушли из города и импаней, которые были немедленно заняты нашим отрядом.
На другой день я поспешил обратно в Бэйтан и Тяньцзин, чтобы увидеть великого Ли Хун Чжана, который ожидался в Тяньцзине со дня на день.
По желанию России, Ли Хун Чжан, бывший в то время генерал-губернатором провинций Гуанси и Гуандун, был вызван из Кантона для ведения мирных переговоров и под покровительством России приехал в Таку, где он имел свидание с адмиралом Алексеевым.
За последние 40 лет китайской жизни центральной личностью, которая влияла на ход событий в Китае и с которой иностранцам приходилось более всего считаться и бороться и имя которой останется одним из самых замечательных в мировой истории, оказался сын бедного селянина Цао, проживавшего в одной из южных провинций Китая. Знатный мандарин Ли из города Ховей, провинции Аньху, усыновил этого Цао, который с того времени стал носить фамилию своего восприемника, поступил на службу и был уездным начальником чжисянь. Весною 1823 года у этого бедного чиновника родился сын – будущий государственный канцлер империи. Молодой Ли Хун Чжан, вместе со своими братьями, учился в ямыне отца и выказал скоро такие способности и успехи в знании китайской учености, что уже 24 лет был удостоен степени академика Ханьлин.
Во время восстания тайпинов он был одним из секретарей у известного мандарина Цзэн Го Фана, а затем в своей провинции Аньху собрал отряд добровольцев, которыми стал командовать. Ли Хун Чжан оказался не только весьма ученым мандарином, но и храбрым воякой. Из его отряда была образована Хуайчуньская бригада, которою впоследствии всегда пользовались при усмирении беспорядков в Китае.
Во время восстания он был назначен даотаем в Фуцзян и затем провинциальным судьею в Цзянси. Но его самым серьезным и ответственным постом в то время было назначение губернатором (футай) в провинцию Цзянсу в 1862 году.
Восстание тайпинов в этом году принимало все большие размеры. Ever Victorious Army – «Всегда Победоносная Армия» англичан заняла Кадин, чтобы подавить бунт, и цзянсуский футай Се стал устраивать экспедицию на Цайцан. Так как Се не отличался быстротою и решительностью действий, то на его место и был назначен Ли Хун Чжан футаем, и в течение многих лет он был известен европейцам как Ли-футай. Человек, уже тогда привыкший управлять и распоряжаться людьми, столкнулся с такими деятелями, как Ворд и Гордон. Ворд, американец по происхождению, искатель приключений, но способный и честный малый, воодушевленный благородными побуждениями, был, к несчастью, убит в том бою, в котором был снова отбит у бунтовщиков город Цзыки, возле Нинпо. Военный инженер-капитан при английском экспедиционном отряде – впоследствии знаменитый английский генерал Гордон был назначен на место убитого главным командиром «Всегда Победоносной Армии», состоявшей из разных любителей приключений всяких национальностей и содержавшейся на счет китайского правительства. Как военный – Гордон был храбрый офицер без страха и упрека, и ему пришлось испытать много затруднений с лукавым и ловким Ли Хун Чжаном.
Первые неприятности возникли из-за неаккуратной уплаты жалованья иностранной армии. Гордон долго терпел и, наконец, объявил Ли Хун Чжану, что если подобные порядки в уплате денег будут продолжаться, то он выведет из Китая вверенные ему войска и сложит с себя свои обязанности. Угроза Гордона подействовала, но – как передает рассказ – Ли Хун Чжан стал с того времени непримиримым врагом английского командира.
Один случай из этой войны рисует Ли Хун Чжана как человека, способного не только на тонкую хитрость, но и на самое грубое коварство и вероломство. Когда Гордон был назначен командующим иностранными силами, тайпины решили, что они будут иметь дело только с ним и его войсками, а не с Ли Хун Чжаном. Осадив город Сучжоу, Гордон запросил осажденных повстанцев, согласны ли они сдаться, выдать оружие и вступить в мирные переговоры, для того чтобы предотвратить ненужное кровопролитие и прекратить восстание. Те согласились, но под условием, что все жизни осажденных будут пощажены. Гордон дал свое честное слово. Едва только тайпины, на основании этого обещания, сдались одному из китайских офицеров, командированных Ли Хун Чжаном, последний приказал сейчас же казнить всех сдавшихся. Возмущенный и оскорбленный таким поступком, Гордон явился с револьвером в палатку Ли Хун Чжана, чтобы застрелить его, но тот успел скрыться.
Китайское правительство посмотрело иначе на образ действий цзянсуского футая. Оно не только вполне одобрило меры, принятые им к подавлению мятежа тайпинов, но и назначило его на должность великого вице-короля южной столицы Китая – Нанкина – и повелителя двух смежных провинций Цзянсу и Чжэцзян.
В 1870 году он переводится на ту же должность в Чжилийскую провинцию и управляет ею в течение 25 лет. Желая действовать более независимо от Пекина и иметь непосредственные сношения с иностранцами, он переносит свою резиденцию из Баодинфу в Тяньцзин и за указанное время сумел приобрести такое влияние на внешнюю политику Китая, что с тех пор он может быть признан действительным и несменным китайским министром иностранных дел до своей смерти.
Тогда же он стал играть самую главную роль при дворе китайской вдовствующей императрицы Цы Си, которая осталась единственной представительницей регентства, учрежденного по случаю смерти императора Сянь Фын и вступления на престол богдыханов малолетнего Тун Чжи.
Тогда же Ли Хун Чжан занялся устройством китайской армии и флота. Были отпущены огромные суммы на приобретение иностранного оружия и судов и на обучение китайской армии иностранному строю, с помощью инструкторов.
За это время, имея разные коммерческие дела с иностранцами, он составил свое колоссальное богатство, еще невиданное в Китае и доходящее, по словам китайцев, до 10 миллионов лан или 14 миллионов рублей. Он предпринял разные торговые и промышленные предприятия, купил несколько золотых и угольных рудников в Китае и стал владельцем пароходов-гигантов, ходящих по реке Янцзыцзяну, между Шанхаем и Ханькоу, и приносящих не менее гигантские доходы.
В 1894 году Япония, желавшая оживить свои финансы, промышленность и торговлю и дать пищу не только своему государственному казначейству, но и национальному честолюбию, неожиданно объявила войну Китаю, придравшись к корейским осложнениям, которые могли бы быть также удачно разрешены дипломатическим путем, без помощи оружия.
Японцы давно готовились к войне и были хорошо осведомлены о тех злоупотреблениях, которые происходили в китайском военном министерстве Бин Бу. В то время как китайское правительство номинально делало огромные военные приготовления, японцы скупали по дешевой цене то оружие и боевые припасы, которые заготовлялись за границей для Китая и служили источником для постоянных и огромных доходов китайским мандаринам низших и высших рангов. Японцы прекрасно воспользовались обстоятельствами. Когда начались военные действия, оказалось, что некоторые китайские войска были вооружены деревянными ружьями, которые не стреляли, а снаряды китайских пушек были начинены не бездымным порохом, а угольною пылью.
В решительном сражении в устье реки Ялу китайские военные суда, снабженные нестрелявшими орудиями и неразрывавшимися гранатами, совершенно не могли отвечать на огонь японского флота и были вынуждены либо сдаваться, либо спасаться бегством.
Несмотря на то что китайская народная молва обвиняла во всех этих военных неудачах и злоупотреблениях Ли Хун Чжана, однако он был командирован в Симоносеки для мирных переговоров и подписания тяжелого и позорного договора, по которому японцы получили давно желанную колоссальную контрибуцию, Формозу и несколько новых военных судов китайского флота.