У стен недвижного Китая
Шрифт:
Русские и иностранцы сняли шляпы, – и новое полковое знамя с золотым наконечником, символ веры, долга и мужества, было пронесено перед всем фронтом.
Это была последняя торжественная и красивая картина, которую тяньцзинцы видели на железнодорожном вокзале. Через два дня вокзал был уже свидетелем жестоких картин кровопролития и истребления и сделался ареною храбрости, стойкости и безвременной гибели многих русских и союзных солдат и офицеров.
Полк перестроился и с музыкой, через мост на Пэйхо, двинулся в европейский город.
Для бивака было отведено пустопорожнее место, принадлежавшее Старцеву и находившееся почти в середине французской концессии, между улицами Rue Baron de Dillon и Rue du Chemin de fer, где полк стал сейчас же располагаться лагерем.
Солдаты разбили палатки и, измученные от усталости и голода,
Командир 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, полковник Анисимов, которому пришлось первому вместе со своим полком отстаивать европейские концессии в Тяньцзине, осажденные китайскими войсками и боксерами, уже испытал все труды и тягости боевой жизни в тяжелую годину Турецкой кампании. 23 октября 1877 года в деле при Деве-Бойну, с 15 солдатами своей роты, он первый взошел на высоту, занятую турецкой артиллерией и отбил два неприятельских орудия. За свой подвиг он был награжден Георгиевским крестом. Когда в Одессе был сформирован 12-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, К. А. Анисимов был назначен первым командиром этого полка и сумел заложить в солдатах и офицерах молодого полка те благородные боевые традиции, которые он вынес из Турецкой кампании и своей собственной доблестной службы. Не успел 12-й полк прибыть на Квантун, как полку нужно было сразу нести трудную аванпостную службу на Цзиньчжоуских позициях для охраны квантунской границы. Не только солдатам и офицерам, но и офицерским семьям пришлось поселиться в жалких китайских деревенских домиках, жить по-походному и страдать летом от зноя, а зимою от ветра и холода.
Не задолго до боксерского восстания 12-й полк был перевезен в Порт-Артур и размещен в наскоро построенных бараках и казармах на Тигровом полуострове. Не успел полк устроиться на новом месте, как был переброшен в Тяньцзин для охраны иностранцев.
25 марта 1900 года, на полковом празднике по случаю Высочайшего пожалования молодому 12-му полку знамени, К. А. Анисимов произнес блестящую речь, в которой между прочим сказал:
«Не дрогнула, господа, у меня рука, когда я принимал Высочайше пожалованное знамя. Этот знак высокого Монаршего благоволения полком еще не заслужен, но я надеюсь, что мы его заслужим. Более, я уверен, что мы оправдаем высокую милость нашего Державного Вождя. Уверенность свою я основываю на высоких качествах русского солдата. Качества эти: мужество, храбрость, выносливость, а главное – беспредельная преданность своему Государю и любовь к родине.
Тихо, безропотно угасали и отдавали свою жизнь Русские солдаты за свою дорогую родину.
Я не боюсь за честь 12-го полка: она в надежных руках, в руках русского солдата, а солдаты 12-го полка те же. Они собраны со всех концов нашей необъятной матушки России и проникнуты тою же любовью к своей родине и тою же беспредельною преданностью к своему Монарху. Да к тому же это и не новобранцы. Они принесли с собою целые сокровища в виде боевых традиций тех славных полков, из которых сформирован 12-й полк. В состав его 1-го батальона вошли роты 9, 10, 11 и 12-го стрелковых полков 3-й стрелковой бригады, которые успели уже покрыть себя боевой славой в минувшую кампанию и получили Георгиевские знамена за Шейново. 11-й полк за Шейново имеет отличие на головном уборе, a Георгиевское знамя получил еще в Крымскую кампанию. Были стрелки и при усмирении польского восстания в 1863 году и под Севастополем в 1854 году. А в минувшую кампанию: Балканы, Ловча, Шейново, Шипка, Зеленые горы, Плевна, – всюду стрелки оставили свой славный след.
2-й батальон составлен из полков 15-й пехотной дивизии Модлинского, Люблинского, Прагского и Замосцкого. Они сформированы еще в 31 году и с первого же года своего существования приняли участие в боях во время польского восстания: видела их Варшава в 31 году, знают венгры с 49 года. Знакомы им и заоблачные вершины неприступного Кавказа: проходили они через Андийские Ворота, перед которыми Фермопилы греков показались бы легкой забавой. Аул Дарго, это неприступное орлиное гнездо Кавказа, скрывающееся за облаками, которое сам Шамиль считал неприступным для обыкновенного человека, но это гнездо было сброшено с вершины в пропасть в числе других и полками 15-й дивизии. Они же под Севастополем были славными его защитниками. Малахов курган был ими защищаем, и французы у них его не взяли. Нет, они вошли на бастион, когда защитников там уже не было: лежали только трупы их.
Все сказанное дает мне уверенность повторить словами поэта, что если будет нужно, то и мы сумеем умереть, как наши предки умирали».
Эта речь была сказана полковником Анисимовым в Порт-Артуре за 2 месяца до разыгравшихся событий, и все солдаты и офицеры 12-го полка скоро оправдали пророчество своего командира.
Сегодня вечером в Тяньцзин пришла наша артиллерия: 4 полевых орудия 2-й батареи Восточно-Сибирского стрелкового дивизиона, под командою поручика Кобызского, при младшем офицере подпоручике Михайловском и при бравом фельдфебеле, украшенном шевронами, – Волоснухине. На все четыре орудия было взято 1200 снарядов. Орудия были легкого типа, образца 1877 года, калибра 3–4 дюйма. Полубатарея стала на берегу Пэйхо, недалеко от 12-го полка. Лошадей держали на коновязи.
Благодаря заботам полковника Вогака и неизменному содействию французского консула и секретаря французского муниципалитета Сабуро, китайские поставщики стали доставлять в русский лагерь хлеб, яйца, зелень, быков и дрова. Воду получали из водопровода, построенного англичанами на берегу Пэйхо и снабжавшего по трубам все концессии хорошо профильтрованной питьевой водой из Пэйхо. Китайцы доставляли воду из водопровода в бочках для нужд русского лагеря. Грязно-желтая вода Пэйхо некрасива на вид, но не имеет ни запаха, ни привкуса, и ее можно пить прямо из реки с риском заболеть чем угодно.
В лагере правильными рядами выстроились солдатские походные палатки. С одной стороны двора были поставлены на коновязи кони, с другой стороны расположились двуколки и дымящие походные кухни. В глубине двора хлебопеки приспособили какой-то китайский домик для своей пекарни.
В иностранных и китайских магазинах стали показываться русские солдатики. В первый раз видя иностранный город и не говоря ни на одном языке, кроме своего родного, наши находчивые солдаты тем не менее чувствовали себя в Тяньцзине как дома. С записками или без записок от офицеров они не стесняясь ходили всюду, куда их посылали, отыскивали магазины, которые им были необходимы, бог весть как объяснялись с иностранцами и умели всегда растолковать и объяснить, что им нужно. По-видимому, солдаты предпочитали иметь дело с китайскими купцами, так как знали несколько китайских слов из Порт-Артура. Они подолгу засиживались в китайских лавках, о чем-то беседовали, из-за чего-то торговались на русско-китайском наречии, о чем-то смеялись вместе с китайскими торговцами и расходились очень довольные китайским обхождением.
Видя целый полк русских солдат, беззаботно гуляющих по городу, весело распевающих свои удалые песни, от которых гремели стены зданий европейских концессий, европейцы сами повеселели, приободрились и нашли для себя новое развлечение – ходить в русский лагерь и смотреть, как русские поют, едят свою кашу и пьют свой чай.
Был ли действительно Чжилийский вице-король Юй Лу убежден в безвредности восстания боксеров и в полной безопасности европейцев, для чего ему нужно было совершенно не понимать положения дел, или же он был только игрушкою в руках пекинских узурпаторов и исполнял только то, что было ему приказано из Цзюнь Цзи Чу – Верховного совета в Пекине, – однако он продолжал уверять иностранцев в том, что под его охраною им нечего бояться.
С другой стороны, из Пекина по-прежнему не было никаких известий, и посланники продолжали оставаться в осаде, отрезанные от всего мира.
Что касается адмирала Сеймура, то, по полученным известиям, он очень медленно подвигался вперед к Пекину, делая 2–4 версты в день.
Вогак полагал, что по указанным причинам 12-й полк должен немедленно и налегке двинуться в Пекин, не по разрушенной железной дороге, a по обыкновенной грунтовой, имеющей 120 верст до столицы. Обоз было предположено везти на китайских подводах. Сперва Анисимов согласился с мнением полковника Вогака, но достать подводы нигде не было возможности: китайцы ни за какие деньги не соглашались давать своих лошадей или телеги из боязни мести боксеров. Это неожиданное обстоятельство задерживало выступление в поход 12-го полка.