У стен недвижного Китая

Янчевецкий Дмитрий Григорьевич

В Тяньцзин посланы 25 казаков с сотником Семеновым. «Гайдамак», «Всадник» и миноноски будут поддерживать почтовое сообщение между Порт-Артуром и Таку.

В Артуре ходят разные слухи. Военные предсказывают, что они скоро будут брать Пекин, и говорят, что если им прикажут, то они завоюют Маньчжурию и весь Китай.

21 мая

Сегодня в

Пушкинской русско-китайской школе торжественно окончили учебный год. Эта школа, в которой я учил русскому языку около сотни китайцев, от мала до велика, была одним из лучших памятников деятельности ее основателя – бывшего начальника Квантунского полуострова генерала Суботича. Адмиралом Алексеевым она была преобразована и расширена.

На молебен в школу приехал адмирал Алексеев, только что получивший снова несколько тревожных телеграмм из Тяньцзина. По окончании молебна, прощаясь с китайскими учениками, он обратился ко мне:

– Не хотите ли поехать в Тяньцзин и Пекин и узнать, что там такое происходит?

– Слушаюсь. Когда прикажете выехать?

– Вы поедете сегодня вечером на военном судне, как корреспондент «Нового Края».

– Слушаюсь, я готов.

Когда адмирал сел в экипаж, китайцы выбежали на улицу и старательно кричали «ура» вслед русскому цзянцзюню.

Я собрал своих учеников и сказал им несколько прощальных слов по-китайски:

– Прощайте, ученики. Будьте здоровы, отдыхайте и через два месяца возвращайтесь снова в школу! Вы, может быть, слышали, что теперь вокруг Пекина боксеры производят большие беспорядки. Помните, что если что-нибудь с вами случится, то самую надежную защиту и покой вы найдете только в Порт-Артуре у русских. Прощайте, дети! Осенью мы с вами увидимся опять.

– До свидания! до свидания! – закричали дети по-русски.

Увы! этих милых доверчивых детей мне более не суждено было видеть.

Я простился с редактором порт-артурской газеты «Новый Край», подполковником Артемьевым, у которого состоял помощником, и стал готовиться к отъезду.

Вечером я навестил моих друзей-китайцев, которые дали мне рекомендательные письма в Тяньцзин и Пекин.

Дипломатический чиновник, состоящий при адмирале Алексееве, И. Я. Коростовец любезно дал мне рекомендательные письма в русскую миссию в Пекине.

Отход «Гайдамака» в Таку был назначен на другой день в 6 часов утра.

Таку

22 мая

Хронометры, артиллеристы и моряки, как известно, отличаются одинаковой точностью и аккуратностью. Поэтому, когда я с легким походным багажом был в 6 часов утра доставлен проворным перевозчиком – джинрикшей [2] – на набережную бассейна военных судов, минный крейсер «Гайдамак» уже снялся с якоря и выходил из гавани.

Я прыгнул в шампунку – ялик, и китаец-шампунщик, быстро и ловко ворочая одним веслом, укрепленным веревкой на корме шампунки, повез навстречу выходящему крейсеру.

2

Джинрикша – то же, что и рикша, а также сама двухколесная тележка, чаще всего одноместная, которую он возит.

Матросы спустили трап и уже на ходу судна приняли меня на борт. Я представился командиру капитану 2 ранга Соболеву и познакомился с офицерами.

Жаркое сверкающее утро. Синие воды еще не проснулись и чуть бороздились набегающими струйками сонного ветра. Но гавань уже очнулась. На пароходах под разными флагами уже стучали и визжали лебедки. Кричали матросы. Китайцы-мореходы на расписных крутобоких джонках-шаландах, с поднятыми кверху кормами и носами, с красными трепещущими флажками на мачтах, дружно поднимали рыжий промасленный парус и с каждым подъемом хором вскрикивали. С западной стороны бассейна, где находится пристань морского пароходства и вокзал строящейся Маньчжурской железной дороги, доносился лязг стукающихся вагонов и свистки первых вестников цивилизации в Маньчжурии – паровозов.

Прямо против узкого прохода в море над городом подымалась Яшмовая гора, красивая и стройная, как грудь женщины. По странному недоразумению, французы, а затем русские, вопреки изящному китайскому названию Бай-Юй-Шань («Белояшмовая гора»), стали ее называть Перепелочной, хотя на ней давно нет никаких перепелок, как нет, впрочем, и яшмы.

Два белых остроконечных камня на горе, поставленные один выше другого, указывают судам створ, по которому они должны входить в гавань в узком проходе, между Тигровым Хвостом и Золотой горой.

Этим проходом мы выходим в море. Направо и налево торчат острые красные слоистые скалы, выпертые со дна моря вулканическими потрясениями. Направо и налево – батареи. У молчаливых, но грозно глазеющих орудий, под деревянными зонтиками, стоят часовые с обнаженными шашками и посматривают на проходящее судно.

Трехплечая, или треххолмная, Желто-золотая гора, китайская «Хуан-Цзинь-Шань», высоко уходя к небу, расставила над городом свои надежные каменные объятия. В течение многих веков разные народы хозяйничали на этой горе: китайцы, чжурчжени, монголы, маньчжуры и японцы. Теперь ею командуют русские и ее утесы и скрытые в них батареи являются верной защитой для разбросанного внизу юного русского города.

Будем надеяться, что, когда пробьет роковой час, Золотая гора в Порт-Артуре узнает участь не менее славную, но более счастливую, чем Малахов курган в Севастополе.

Мы вышли из прохода на рейд, где стояли два корабля: стройный двухтрубный «Адмирал Корнилов» и величественная, великолепная «Россия», красивая эмблема славы и силы своего государства. Ее четыре громадных трубы напомнили мне о тех четырех странах света, по которым необъятная и неудержимая Россия шире и могущественнее раздвинулась за одну тысячу лет своей истории, чем другие государства за несколько тысячелетий своей жизни.

Мы быстро идем в море, на юго-запад, в Таку. Берег долго виден. Тянется пустынный, зазубренный, с желтыми скалами, едва окрашенными чахлой травкой, Тигровый Хвост, пригвожденный на конце белым маяком, – и последний уголок России на азиатском материке скрылся в голубой дали.

Кругом ясное небо. Теплый воздух. Чем ближе мы подходим к берегам Чжилийской провинции, тем более мутнеют бирюзовые волны Чжилийского залива, смешиваясь с илом, который веками выбрасывают реки Великой Китайской равнины – Желтая, Белая и Ляо: по-китайски Хуанхэ, Байхэ и Ляохэ.