У страха глаза велики
Шрифт:
— Может быть, вы и правы, — задумчиво проговорил он, не отрывая глаз от Матильды. Потом, словно стряхнув с себя оцепенение, спросил: — Но как я объясню ему свою заботу?
— Не надо ничего объяснять! Просто скажите ему…
— Он меня не поймет! Он решит, что я сам зарюсь на эти деньги.
— Но как же быть? А если пострадают невинные люди? Подумайте, если Холщевников подложит бомбу под машину адвоката, а тот сядет в нее с детьми или с женой, а рядом будут идти прохожие…
— Ну все, вы меня доконали! — воскликнул
И он быстро набрал номер.
— Алло! Борис! Это Алексей, мне необходимо с тобой встретиться… Что? Важный разговор? Хорошо, я потом позвоню.
Он положил трубку.
— У него какой-то важный разговор!
Мотька вдруг побледнела.
— Скорее! Едем туда! У него Холщевников, я знаю!
Тут уж побледнел Алексей Алексеевич.
— Ну ладно, будь по-вашему!
— Надо вызвать такси! — крикнула я. — Он далеко живет?
— Такси не надо, у меня машина, я взял напрокат!
— Вы куда? — выскочили в прихожую Маша и Степанида.
— Мы скоро вернемся, у нас важное дело! — быстро сказала я.
— Мы с вами!
— Нет, — решительно ответил Алексей Алексеевич. — Вы будете сидеть у телефона и ждать наших распоряжений! И без разговоров!
Не успели девчонки ответить, как мы уже бежали вниз по лестнице.
Маленькая зеленая машина стояла у подъезда.
— Где он живет? — спросила я. — Это далеко?
— К счастью, нет, на Рю де ла Помп.
— Повезло, — обрадовалась я. — Совсем близко!
Рю де ла Помп была довольно неказистой улицей, дома в основном старые, довольно обшарпанные. И ни одного деревца.
Алексей Алексеевич уже начал тормозить, как вдруг Мотька крикнула:
— Смотрите, вот он!
Действительно, из подъезда вышел Холщевников и, как-то нервно озираясь, быстро пошел прочь.
— За ним! — взвизгнула Мотька.
Машина развернулась и медленно поехала вдоль тротуара. Холщевников шел, казалось, ничего не замечая. Дойдя до углового кафе, он сел за столик, и к нему тут же подбежал молоденький официант, гарсон, как их тут называют.
— Нервничает! — заметил Алексей Алексеевич. — Мне это не нравится. Ах, черт, позвонить же надо!
Он достал трубку и набрал номер…
— Борис не отвечает! Вот что, девчонки, я мигом поднимусь к Борису, а вы сидите тут и не высовывайте носа!
— А если он уйдет?
— Не уйдет, он что-то заказывает!
Действительно, Холщевников что-то говорил гарсону, а тот кивал и записывал. Алексей Алексеевич между тем бросился к подъезду, где жил Борис.
— Аська, неужели он сейчас жрать будет? — ошеломленно спросила Мотька, увидев, что Холщевникову принесли прибор, салфетку и большую банку пива.
— Похоже на то… Я, Мотька, где-то читала про одного человека, который после убийства всегда набрасывался на еду.
— Ты думаешь, он убил его? — в ужасе прошептала она.
— Не знаю…
— Аська, он тут еще долго просидит!
— И что?
— Асечка, миленькая, давай сбегаем туда, а?
— Куда?
— Ну, в тот подъезд… А вдруг он его только ранил, вдруг нужна наша помощь? И потом, этот дядя Машкин, кажется, по-французски не говорит, он даже полицию вызвать не сможет без тебя, если что, а этого мы не упустим, вон гляди, какую прорву еды ему принесли!
— Но мы же не можем бросить машину! Я пойду одна!
— Зачем, он ключи в зажигании оставил, запрем ее, и дело с концом!
— Мотька, я боюсь!
— Думаешь, я не боюсь? Так боюсь, что поджилки трясутся…
— Так, может, не пойдем, а?
— Аська, а вдруг Алексею Алексеевичу помощь нужна, вдруг там с ним что-то, а мы будем сидеть и дожидаться незнамо чего? И потом, вместе не так страшно…
— Хорошо, — решилась я и вытащила ключи из зажигания.
Мы кинулись в подъезд. К счастью, он был не заперт.
— Какой этаж? — прошептала я.
— Понятия не имею.
Было тихо. Мы прислушались. Ни криков, ни шума драки, ничего. Дом был пятиэтажный, без лифта. Мы поднялись на второй этаж. Двери обеих квартир были плотно закрыты. Я поглядела на таблички. Фамилии были французские. Переглянувшись, мы поднялись на третий этаж. И сразу увидели, что одна дверь приоткрыта. Таблички на двери не было. Мы прислушались. Ничего. Потом Мотька не выдержала и открыла дверь. У меня сердце ушло в пятки. Она сделала шаг и вошла в квартиру. Я двинулась за ней. И тут в прихожую выскочил Алексей Алексеевич, белый как полотно. И сразу прижал палец к губам. Потом схватил нас за руки и вытащил на площадку.
Когда мы втроем сбежали на первый этаж, я спросила едва слышно:
— Что там?
— Труп!
— Матерь божья! — тихонько воскликнула Мотька и перекрестилась.
— Как вы могли бросить машину?
— Мы ее заперли, вот ключи, а Холщевников жрет!
— Надо вызвать полицию! Ася, ты говоришь по-французски?
— Да!
— Беги к автомату и позвони в полицию! Скажи, что в квартире одиннадцать произошло убийство. Просто скажи адрес и повесь трубку.
— Но почему?
— А как ты им объяснишь все? Тебе нужно, чтобы твое имя трепали в газетах и тебя таскали в полицию?
— Нет, конечно.
Я бросилась к автомату и сообщила, изменив голос, о происшедшем убийстве. Потом бросила трубку. И вернулась к машине.
— Вызвала!
— Не сказала им ничего лишнего?
— Ни слова. Но, Алексей Алексеевич, что… что он с ним… что он с ним сделал?
— Задушил. Слава богу, вы этого не видели…
— Господи помилуй, задушил человека и сидит жрет… — простонала Мотька. — Наверное, на нервной почве… Что за человек?
— Он не человек. Нелюдь. Жаль, что вам так рано пришлось столкнуться с такой мерзостью.