У тебя все получится, дорогая моя
Шрифт:
– Успокойся, – прошептал он мне на ухо, а потом повернулся к остальным. – Что это за история?
– Ладно, сдаюсь, – провозгласил старший брат, предварительно убедившись, что в столовой не осталось детей. – Ирис, после коммерческой школы ты, никому не сказав ни слова, подала заявление в школу кройки и шитья, так?
– Откуда ты знаешь? Да и какое это имеет значение, все равно меня не приняли.
– Ты так решила, потому что не получила ответа. Тут-то ты и ошибаешься…
Горло сдавило, я задрожала.
– Приняли, но от тебя это скрыли.
Голос брата пробивался
– Прости, мы, наверно, должны были тогда вмешаться…
Плевать я хотела на извинения братьев! Они не испытали на своей шкуре родительскую авторитарность. Во-первых, поскольку они мальчики. Во-вторых, они выбрали юриспруденцию и медицину, что соответствовало представлениям нашей семьи о достойной карьере. Я повернулась к родителям, готовая кусаться, вцепиться им в глотку.
– Как вы могли? Вы… вы… Это подло!
– Твой сдвиг на шитье всегда был смешным, – холодно парировал отец. – Как мы могли позволить тебе стать швеей на фабрике?
– После этой школы я бы не попала на фабрику! А даже если бы и попала, то что?! Мне же это нравится! Простые рабочие вам не по вкусу? Вы не имели права встревать, делать за меня выбор, все ломать…
Все эти годы я объясняла провал собственной бездарностью. Считала, что я неумеха и ни капли способностей к шитью у меня нет. Но все равно продолжала шить и старалась совершенствоваться. А теперь оказывается, что я действительно могла чего-то добиться. Если бы не они, я бы сейчас не прозябала в банке!
– Все, Ирис, хватит! – резко воскликнула мать. – Сколько тебе лет?
– Вы всегда нарочно принижали меня! – закричала я. – Вы никогда в меня не верили!
– Мы хотели тебе добра. Ты вечно витала в облаках. Как мы могли допустить, чтобы ты сделала такое за полгода до свадьбы? День назначен, приглашения напечатаны, платье заказано…
– Пьер, дорогой, вы должны быть нам благодарны, – вмешался отец.
– Не втягивайте меня в эту грязную историю и не рассчитывайте на мою благодарность. Как можно предать своего ребенка? Вы упомянули свадьбу? Так вот, мы должны были обсудить этот вопрос вдвоем, Ирис и я. У вас тогда уже не было права решать за нее. Это стало моей обязанностью, моей ролью.
Я посмотрела на Пьера. В такие моменты я вспоминала, как сильно его люблю. Когда он защищал меня. Когда снова становился тем человеком, которого я когда-то встретила – который сражался за меня, уважал меня, был ко мне внимателен, для которого я что-то значила. Никогда бы не подумала, что в споре с родителями он кинется на мою защиту.
– Какой смысл к этому возвращаться? – недоуменно спросила мать. – Что сделано – то сделано. Когда-нибудь ты еще скажешь нам спасибо.
– Пошли отсюда, – сказала я Пьеру.
– Конечно, поехали домой.
– Да ладно, Ирис, оставайся, все в порядке, – возразил брат.
– Они все изгадили. Мне больше нечего делать в доме, в семье, где меня никто не уважает! Вы всего лишь…
– Мы всего лишь кто?
– Вы мелочные, ограниченные, зашоренные. От вашей жизни мне блевать хочется… Вы косные ретрограды!
Отец вскочил со стула:
– И не надейся вернуться в этот дом, пока не извинишься!
Я посмотрела на него в упор. Пьер чуть отодвинул меня и шепнул, что не надо зарываться.
– Да никогда в жизни! И вообще извиняться должна не я.
– Ирис имеет полное право злиться, – поддержал меня муж.
Он взял меня под руку, и я покинула – похоже, навсегда – дом своего детства. Смогу ли я когда-нибудь простить их? Сомневаюсь.
В машине я разрыдалась. Пьер обнял меня, перегнувшись через рычаг переключения передач. Он гладил меня по спине и шептал слова утешения.
– Ты позволил бы мне пойти в эту школу? – всхлипывала я.
– Конечно, – ответил он после короткой паузы. – Поехали, хватит здесь торчать.
Он разжал руки, я выпрямилась на сиденье, машина тронулась.
Я смотрела в окно, но ничего не видела. Впрочем, что интересного я могла увидеть? Буржуазный городок воскресным днем – настоящий город-призрак. Я яростно вытирала слезы. Меня душили обида и негодование. Я кипела. Хотелось все разгромить, послать к черту. Почему родители всегда против меня? Что я им сделала? Чем заслужила такое отношение? Они не сумели услышать мои желания, понять, что я мечтаю стать номером один в швейном деле. Что плохого в такой мечте? Я тратила время на борьбу с ними, на попытки доказать, что способна добиться своего. Продолжала шить, даже после того как они отрезали мне путь к профессиональному обучению и выбрали для меня высшее образование. Годами я пыталась им противостоять, бросала им вызов, водружая швейную машинку на стол в столовой, носила только ту одежду, которую шила сама, и рассказывала о заказах, сделанных мне подругами и их матерями… Пока я думала обо всем этом, Пьер молча вел машину. Я заметила, что время от времени он обеспокоенно косится на меня.
Когда он припарковался рядом с домом, я вышла из машины и хлопнула дверцей. Потом услышала писк ключа – он запер машину.
– Ирис, скажи что-нибудь, пожалуйста… Не замыкайся.
Я резко обернулась к нему.
– А что ты хочешь, чтобы я сказала? Что они испортили мне жизнь? Что я не хотела такой судьбы?
– Рад слышать, очень приятно. Вот уж не думал, что ты настолько несчастна.
Я съежилась, неожиданно навалилась усталость. Я подошла к нему и скользнула в его объятия. Он был напряжен, я обидела его.