У вас семь новых сообщений
Шрифт:
Обратно мы едем одни в вагоне. Я кладу голову Оливеру на плечо, и он осторожно поглаживает мое запястье. Я слушаю шум колес и стараюсь расслабиться, чтобы звук заглушил крутящиеся в голове мысли.
В последний раз я видела маму перед отъездом в лагерь. Я зашла к ней и увидела, что они с отцом сидят на разных концах кровати спиной друг к другу. Она поманила меня к себе и крепко обняла.
– Будь постоянно на связи, – попросила мама, и я заметила у нее в глазах слезы. На шею она повязала легкий красный шарфик. Не знаю, была ли мама так расстроена моим отъездом или тем, что произошло между ними.
Отец встал и произнес:
– Пора ехать. Надо ковать железо, пока горячо.
Он никогда не говорил ничего подобного, и я поняла, что-то не так, но анализировать не стала. Я была слишком погружена в свой собственный мир: с нетерпением ждала лагеря, мне было интересно, кто достанется нам в вожатые, кто из моих знакомых там будет и все ли я взяла. А теперь, в громыхающем по тоннелям поезде, я не могу поверить, что могла быть такой слепой и не замечала этих знаков. Теперь, после всего произошедшего я наконец увидела и поняла их значение. Я считала, что родители были счастливы вместе, и просто не желала замечать очевидного. О миссис Дэллоуэй [4] говорили: «Она постоянно устраивала вечеринки, чтобы избежать молчания». Мои родители часто принимали гостей, демонстрируя им парадный фасад нашей семьи. Но когда лепнина на нем начала трескаться?
4
Героиня одноименного романа Вирджинии Вулф.
Мы с Оливером идем в мамину квартиру. Он осторожно осматривается, будто это место преступления. Устраиваясь на подоконнике, Оливер спрашивает:
– Ты не собираешься читать остальное?
– Собираюсь, но не сегодня. Я не люблю это слово, его слишком часто использует наш школьный психолог, но мне действительно надо переварить то, что мы узнали.
Оливер подходит ко мне, кладет руки на плечи и обнимает. Часть меня хочет забыть обо всем и раствориться в его коже, в его шелковых волосах, в бездне его глаз, поэтому я еще сильнее прижимаюсь к нему. Неожиданно я понимаю, что сейчас умру от голода. Как будто прочитав мои мысли, он спрашивает:
– Ну, а пиццу ты бы смогла переварить? – Я улыбаюсь и киваю.
Мы сидим за столиком у окна в «Пиццерии Рэя» и, обжигаясь, едим дымящуюся пиццу. Я заказала с сыром, а Оливер – с пепперони. Сначала мы набрасываемся на еду так, будто три дня ничего не ели, но потом делаем перерыв.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спрашивает Оливер.
– О том, что Коул сказал про моего отца?
– Да. Мне правда неприятно так говорить, Пятнадцать, но мне кажется, он не все рассказал.
– Я знаю.
Мы доедаем и идем домой. По дороге ему еще раз звонит отец. Он просит меня подождать и заходит в переулок, чтобы спокойно поговорить. Я слышу, как он кричит, и мне становится страшно. Зачем отец его мучает? Оливер возвращается, у него такое лицо, будто кто-то умер.
– Все в порядке?
– Не совсем. Нет, ничего не в порядке.
Мы идем обратно, и я стараюсь не расспрашивать его ни о чем. Теперь он не держит меня за руку, и мне становится очень одиноко. У крыльца я поворачиваюсь к Оливеру… У него такое отстраненное выражение лица…
– Скоро концерт, подготовка к парижскому. Надо выучить кучу новых вещей.
У меня такое чувство, что я стою на крохотном островке посреди
– Ясно. – Я пытаюсь говорить непринужденно, несмотря на охвативший меня озноб и чувство, будто земля уходит из-под ног. – Спасибо за все.
– Может быть, у меня… не будет времени до концерта.
Хорошо. Все хорошо. Я буду стоять на своем островке, пока прилив не накроет меня с головой.
– Я понимаю.
Он поворачивается и идет к своему дому. Вот так. Никаких поцелуев, улыбок, прикосновений. Я провожаю его взглядом и стою на пороге, пока Тайл не окликает меня из окна. Он и понятия не имеет, что я, кажется, потеряла единственного парня, которого любила в своей жизни.
Глава 21
Невинность
В первый раз в жизни я не пускаю Тайла в комнату. Мне хочется забраться куда-нибудь подальше и не выходить на свет. Я знала: у Оливера сложные отношения с отцом, но не понимала, что он полностью управляет его жизнью. Я думаю, не позвонить ли мне Жанин, но никак не могу решиться. Поэтому делаю домашнее задание по математике. Меня возвращает к реальности звук пришедшего сообщения в «Инстант мессенджере».
Dariaposes: Привет, как там мальчик с виолончелью?
Moongirlnyc: Долгая история – не знаю.
Dariaposes: Ты его поцеловала?
Я краснею при этом воспоминании.
Moongirlnyc: Да.
Dariaposes: Тогда он вернется.
Moongirlnyc: надеюсь.
Dariaposes: Слушай, я тут пытаюсь устроить тебе выставку фотографий, но пока непонятно, получится или нет.
Moongirlnyc: Что?
Dariaposes: Я отнесла их другу, у которого галерея в Уильямсбурге.
Я начала печатать ответ, но не могла подобрать слов. Выставка?
Moongirlnyc: ОМГ.
Dariaposes: Но мне надо больше снимков. Около 10.
Moongirlnyc: Будет! Я как раз собиралась взять фотоаппарат в школу.
Dariaposes: Хорошо.
Moongirlnyc: А когда это будет?
Dariaposes: Не знаю. Твой отец не против, если мы скажем, что ты его дочь?
Я замираю на месте. Пожалуйста, пусть дело будет не в нем. Слишком часто в моей жизни люди делали вид, что я им интересна, чтобы подобраться поближе к нему.
Moongirlnyc: Не знаю.
Dariaposes: Не важно на самом деле. Но твой возраст – это плюс
Moongirlnyc: Почему?
Dariaposes: Пресса готова слопать любого юного гения.
Это звучит так, будто я какое-то пирожное, но сама идея очень интересна. Может быть, мисс Грей была права, это действительно мое призвание.