У Великой реки. Поход

Круз Андрей

Перед околотком стояла виселица на три «висячих места», сейчас пустая. Коновязь и стоянка были забиты машинами и лошадьми, как раз пересменка шла. Я даже увидел нашего станового пристава, Битюгова Степана, который свою фамилию на двести процентов оправдывал. Росту он был немереного и шириной плеч мог спорить с двумя гномами сразу. Гора, а не человек. Сейчас он раздавал последние цеу новой смене урядников, столпившихся перед околотком. Работали моторы «козлов», пахло выхлопными газами и конским навозом.

Прямо

напротив околотка находилась городская управа. Возле неё было тихо, и как раз туда со своей добычей мне и было нужно. У крыльца, на скамейке под навесом, сидел, ссутулившись и покуривая папиросу, Сидор, дедок лет семидесяти, прирабатывавший в управе на какой-то универсальной должности, включающей в себя обязанности привратника, уборщика, ремонтника и ещё десятка два других. Увидев меня, он поднялся, опираясь руками на колени.

Я остановил машину прямо перед Сидором, заглушил мотор.

— Чегой привёз, сокол? — спросил Сидор.

— Чего просили, то и привёз, — ответил я в тон ему. — Кто будет добычу принимать?

— Ванька Беляков здесь. — Сидор показал пальцем на окно второго этажа. — А голова домой ушёл уже.

— Давай Белякова, если он вексель выпишет, — согласился я.

Сидор запрокинул голову и неожиданно громким и гулким для его лет голосом проревел:

— Ванька!!! Ванька!!!

Окно на втором этаже бревенчатого здания с треском распахнулось, и оттуда высунулся Ванька Беляков — молодой, сообразительный, вечно взъерошенный и донельзя пронырливый помощник городского головы.

— Сидор, чего орёшь? — давшим «петуха» голосом крикнул он.

— Охотник с добычей приехал, — кивнул на меня Сидор. — Денех с тебя хочет. Плати.

— А-а-а… — с сомнением протянул Ванька. — Сейчас спущусь.

Его круглая вихрастая физиономия исчезла в окне, и через минуту Ванька материализовался на крыльце. Он был обут и одет в высокие сапоги, галифе для верховой езды и почему-то пиджак с галстуком. Выглядел такой наряд по меньшей мере дико, но Ванька в нём явно себе нравился.

— Здоров, Сань, — важно и покровительственно поздоровался он со мной. — Кого завалил?

— Того, за кого сто пятьдесят золотом. Давай отсчитывай.

— Уверен? — с неискренним сомнением спросил Ванька.

Я не ответил, забрался в кузов, бухая тяжёлыми высокими ботинками по металлическому полу, и начал распускать бесконечные петли верёвки, стягивающей брезент. Сидор с Ванькой не вмешивались и лишь наблюдали за процессом. Подошли даже двое урядников, заступивших уже на смену и теперь проявивших здоровое любопытство.

Минут за пять мне удалось освободить свёрток от верёвок, и я откинул брезент.

— Ох… ити-ить…

— Твою мать!

— Ой-ё-ё…

Нечто подобное протянули все присутствующие, каждый на свой лад. Действительно, было с чего поразиться. Тварь, лежащая в кузове моей «копейки», больше всего напоминала смесь бабуина-переростка и тигра. На первого она смахивала статями, на второго — размером, расцветкой и калибром клыков и когтей. Кроме того, от твари шёл заметный след магии. Если кто умеет это чувствовать, конечно. Похоже, что тварь происхождения скорее магического, чем естественного. Побаловался кто-то, вывел её.

В груди твари было три здоровых дыры от сегментных пуль из дробовика, голова дважды прострелена из револьвера. Контроль. Из ран вытекла какая-то бурая густая кровь, от которой и шёл этот тяжёлый трупно-гнилостный запах. Пока тварь жила, никакой особой пахучестью она не отличалась. Сейчас кровь уже свернулась, из чего следовало сделать вывод, что воскресать чудовище не будет.

— Это тот самый, что скот и пастухов за Выселками порвал? — спросил один из урядников.

— Он самый, — согласился я. — Иван, где деньги?

Ванька стоял, глядя на зверюгу и открыв рот, так что мне даже пришлось пихнуть его в бок. Он спохватился.

— А где я их возьму в такое-то время? — громко завозмущался он. — Приходи с утра, когда голова в управе будет, к нему иди, и он скажет, платить или не платить.

По такой Ванькиной словесной суете я сразу понял, что, во-первых, ему лень выписывать вексель, во-вторых, он перестраховывается и, в-третьих, пытается спихнуть решение финансового вопроса на начальство. Такие мысли надо пресекать в зародыше.

Я ничего не ответил, а лишь натянул на руки толстые резиновые перчатки, валявшиеся у меня в кузове, ухватил мёртвого «бабуина» за мускулистую конечность, покрытую свалявшейся рыжей шерстью, и потащил его к краю кузова. Ванька сразу заподозрил неладное и заголосил:

— Ты… ты чего делаешь, а?

— Выгружаю добычу, — строго заявил я, глядя ему в растерянные глаза. — Ты что думаешь, я эту вонючку буду в кузове хранить до завтра? Тут у вас полежит, вы налюбуетесь вволю, а с утреца я подойду. Во сколько, говоришь, голова на службе будет?

— Куда ты выгружаешь! — замахал руками Ванька, пытаясь встать на пути влекомого мной трупа чудовища. — Даже не думай.

Я как бы случайно выронил лапу монстра, которую удерживал в руках, и она упала Ваньке на голову. Тот взвизгнул неожиданно тонким голосом, отскочил назад, а я снова демонстративно взялся кантовать тяжёлую обмякшую тушу.

— Ваняша, я ведь знаю, что векселя у тебя в сейфе хранятся, головой уже подписанные, и ты знаешь, что работа сделана, — попутно сказал я Ваньке, который отряхивался непонятно от чего. — Так что решай: или эта гадина у вас лежит на крыльце до завтра, или ты выписываешь вексель сейчас. Третьего не дано.