У всех на виду
Шрифт:
На днях я записал диалог, услышанный мною чисто случайно из-за несовершенства техники.
В этом диалоге, мне кажется, есть некоторые приметы современной прозы.
Итак, читайте.
Вернее, слушайте.
ОНА. Здравствуй. Это я.
ОН (после паузы). Привет, Михаил Николаевич.
ОНА. Тебе неудобно говорить, да?.. Тогда слушай. Тебя не смущает
ОН. Вообще говоря, об этом был предварительный разговор на коллегии.
ОНА. Игорь, я уже не девочка…
ОН. Руководство полностью с этим согласно.
ОНА. У меня ведь тоже есть самолюбие…
ОН. Я прекрасно это понимаю, Михаил Николаевич, но существуют интересы производства…
ОНА. Ты должен выбрать: или — или.
ОН. Я беседовал с Мартыненко, он пока ничего определённого сказать не может.
ОНА. Я могу повторить тебе твои слова, помнишь, когда мы ездили в Бирюлево…
ОН. Там, по-моему, только основные цифры.
ОНА. Ты тогда сказал: бывает, что человек как бы начинает жизнь заново.
ОН. Мне думается, в тресте не будут возражать.
ОНА. Значит, ты по-прежнему так думаешь, да?
ОН. В основном да.
ОНА. И твоя коллегия тоже с этим согласна?
ОН. Так мы вопрос не ставили.
ОНА. Прими наконец какое-то решение. Ты же мужчина.
ОН. Если не ошибаюсь, процентов тридцать, тридцать пять.
ОНА. У вас же нет детей. Ты самостоятельный человек…
ОН. Я полагаю, мы к этому ещё вернёмся.
ОНА. Ладно, тебе сейчас, в данную минуту трудно говорить…
ОН. Михаил Сергеевич, опять вы…
ОНА. Ты забыл, меня зовут Михаил Николаевич.
ОН. Да? Всё дело в том, что подобные вопросы в наше время так просто не решаются.
ОНА. Я уже это слышала.
ОН. Ага, значит, вы со мной согласны? Мы обязаны взвесить все «за» и «против».
ОНА. Лиза больше не хочет, чтобы мы у неё встречались.
ОН. Кроме «Машпроекта», есть и другие организации.
ОНА. Игорь, учти, мы расстаёмся навсегда. Больше ничего не будет, ни речного трамвая, ни поездок в Бирюлево.
ОН. Я вас отлично понимаю.
ОНА. Ничего ты не понимаешь. И главное — не хочешь понять.
ОН. Да? А Филимонов считает, что, кроме него, никто в управлении этого сказать не может. Наша главная задача — проявить твёрдость и принципиальность.
ОНА. С ума сойти можно. Она что, рядом? Ответь: да или нет.
ОН. Конечно. Само собой.
ОНА. Зачем ты мне сказал в прошлую среду, что вечером у тебя партсобрание? Ты же беспартийный.
ОН. Есть профсоюз.
ОНА. А те стихи ты не сам сочинил. Это так, монтаж… «Обида жгёт, разлука ранит, в душе мечты и в сердце дрожь. Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь».
ОН. У каждого человека есть своё мнение.
ОНА. Не звони мне больше. Ты слышишь?
ОН. Да, я слышу вас, Михаил Николаевич. На этом мы сейчас закруглимся, а то уже на меня жена строго смотрит, что я так долго с вами разговариваю. Я думаю, мы завтра…
ОНА. Ни завтра, ни послезавтра, никогда.
ОН. На хоккей? Нет, я лучше по телевизору посмотрю. Это даже интересней.
ОНА. Подожди… Подожди… Ты говоришь — на тебя сейчас строго смотрит…
ОН. Совершенно точно.
ОНА. Врёшь.
ОН. Не понял.
ОНА. Я из автомата говорю, который в булочной напротив твоего дома. Вот я своими глазами вижу — твоя жена входит в подъезд… Значит, ты и сейчас меня обманываешь. Ну, скажи, только побыстрей, а то войдёт жена. Скажи, Михаил Николаевич, я очень спешу, мне ещё надо успеть взглянуть на себя в зеркало, какой у меня глупый и жалкий вид. Прощай!
ОН. Большое спасибо, непременно передам. Она как раз вот только сию минуту вошла… С Мартыненко говорил. Тебе привет. Давай скорей обедать, а то я голодный, как пёс, и к тому же вот-вот начнётся хоккей. Так что давай в темпе!