У жены под кроватью
Шрифт:
— А потом я не помню.
Сообразив, что любовник не в настроении и ей здесь не светит, она чертыхнулась, перемахнула через перегородку на свой балкон и была такова. А Желтухин зашелся от мыслей. От страшных мыслей.
“Липочка пришла из магазина, — достраивая фантастическую конструкцию Глафиры, размышлял он, — а тут мы. В ее постели! Черт-те чем занимаемся!!! Она обиделась и ушла…”
— А-аа! А записку на кухне оставила! — закричал осененный Желтухин да с этим криком из постели и выметнулся.
Помчался в кухню проверять
“Бросит! Бросит меня! — обмер Желтухин. — Допрыгался, глупый козел! Докобелировался, пока не полезло наружу!”
И как-то, сама собой, нарисовалась мрачная перспектива: пустой холодильник, пыль на полу, паутина в углах, белье нестиранное, посуда немытая, пустая прихожая…
Как только он понял, что практически остался без любимой жены, сразу одолела зависть к любовницам — эти-то стервы остались при своих дураках-муженьках. Где она, справедливость?
“Что же делать? — запаниковал Желтухин и сразу нашел мужское решение: — Надо пожить у Ниночки! Да-да, надо у Ниночки с недельку пожить, пока Липочка не успокоится. Со временем все забудется, а тут я с цветами-подарками возвернусь, упаду на колени и во всем покаюсь. Бррр!!! Нет, не во всем! Что я, дурак? Покаюсь только в Глафире. Зато крепко покаюсь, жена меня и простит. Она добрая”.
И Желтухин, пока не вернулась супруга, поспешил ретироваться к Загогулиной.
Глава 26
А Роман и Липочка, проснувшись в объятиях друг друга, пришли в недоумение. Особенно удивилась Липочка, чем тут же и поделилась с Романом.
— Почему я лежу под кроватью? — спросила она, шарахаясь от него, как черт от ладана.
Роман мгновенно смекнул, что этой ночью пылко (сказался невольный пост) отдавал свой супружеский долг коварной Загогулиной, которой здесь нет и быть не могло. Руки его еще помнили статное тело Глафиры, но голова говорила о том, что роль Загогулиной исполняла толстушка-Липочка. Все события ночи, прошедшие мимо сознания, капризная память вдруг начала возвращать. Не сильно, слегка, но этого вполне хватило, чтобы смущенный Роман постигнул смысл своей ошибки.
“Я лег с ней в одну постель! — прозревая, ужаснулся он. — С ней и с Желтухиным! Вот что наделала проклятая водка! Лег, а потом что? Потом вернулся на свое место. И… Олимпиада пришла ко мне под кровать… И мы с ней…”
— Вы совсем ничего не помните? — шалея, спросил Роман.
— Ничего абсолютно, — заверила Липочка.
— Ну так и не надо вам знать, — прошептал он и сделал правильный вывод: — Так жить нельзя!
— Как? — поинтересовалась Липочка, выкарабкиваясь из-под кровати. — А где же Ваня? — ахнула она, увидев разобранную, но пустую постель супруга с вопиюще-подозрительными пятнами… Слишком свежими!
Слишком
— Или он не приходил? — растерянно промямлила она и, вдруг озаренная дурной мыслью, закричала: — Господи! Неужели это мы здесь с вами…
Роман мгновенно покинул свое подкроватье и возразил:
— Нет не мы. Я ничего не видел и ничего не знаю. Скажу только одно: Ваня ваш эту ночь провел дома.
— И видел меня пьяную?
— Несомненно.
— А вас?
— Меня он не видел, — заверил Роман и, не припомнив каким образом очутился в супружеской постели, повторил свой вывод: — Так жить нельзя. Мне пора уходить отсюда.
— Куда? — испугалась Липочка.
— Не знаю, но прошу вас, заберите из камеры хранения мои вещи. Номер ячейки я вам дам.
— Вещи-то я заберу, но предупреждаю: только после работы.
— Какой еще работы? — рассердился Роман.
— Вы забыли, я работаю в фирме Сан Саныча, — с гордостью напомнила она.
— Черт возьми!
— Вы опять на меня кричите? — повысила голос Липочка, но тут же охнула: — Ох, как болит голова!
Роман ей посочувствовал:
— Да и видочек у вас неважный. Оставайтесь. Куда вы пойдете?
— Надо, надо, — сурово ответила Липочка и скомандовала: — Марш на кухню, я вас покормлю.
— Мне бы лучше опохмелиться, — взмолился Роман.
Жалуясь друг другу, они отправились в кухню. Там мгновенно выяснилось, что опохмеляться нечем — заначку (коньячок) выпил Иван. Оба восприняли эту весть как трагедию. Особенно Роман, чей опыт был по этой части мудрей.
Голодная, терзаемая тошнотой и головной болью, Липочка отправилась в офис Сан Саныча. От глаз Лехи не скрылось ее состояние.
— Что, плохо? — украдкой сочувственно поинтересовался он.
— Хуже не бывает, — призналась Липочка.
Он ей подмигнул:
— Пойдем, полечу пока нет Сан Саныча.
Леха повел Липочку в комнату отдыха шефа, уложил ее на диванчик и поднес приличную порцию водки со словами:
— Мочи до дна.
— Не много ли, — усомнилась Липочка. — Меня и без того мутит страшно.
— Мочи, — прикрикнул Леха и пояснил: — Знаю, что делаю.
Липочка “замочила” и попыталась подняться с дивана.
— Куда ты?
— Убираться пойду, — промямлила она.
— Лежи, — рассердился он и опять пояснил: — Иначе сблюешь.
Липочка покорилась и прилегла. Она отвела от Лехи глаза и, испытывая мучительное чувство стыда, начала оправдываться:
— Не с радости я пила, с горя. Меня предал самый близкий человек.
Леха кивнул с пониманием и мудро констатировал:
— Только близкие и предают. Чужим это недоступно. Тошнит? — сочувственно поинтересовался он.
— От жизни меня тошнит, — призналась Липочка и разрыдалась. — Господи! Какая я невезучая! — приговаривала она. — Есть же счастье у людей, почему я такая горемычная?!