У. Е. Откровенный роман…
Шрифт:
Но я сделал вид, что мне это все в новинку, и изобразил изумление на лице:
– А как же вы выживаете?
– Да вот так, крутимся… – вставила Надежда Суховей и с укором посмотрела на мужа.
Он отвернулся к окну. А я, отметив про себя эту переглядку, сунул нос в домовую книгу:
– Итак, в этой квартире прописаны вы, ваш сын Кирилл… Где он, кстати?
– В школе, где же еще? – сказал Степан.
– Через час будет, – тут же добавила Надежда.
– И Полина Степановна, ваша дочь. Это она? – И я показал на большую Полинину фотографию, которую уже видел в Москве, в квартире Полины на Патриарших. Только на той метровой фотографии шестнадцати- или семнадцатилетняя Полина была в полный рост и практически
– Да… – тихо ответила Надежда.
– И где же она? На работе?
– Она в Москве, учится, – сказал, не повернувшись, Степан. Похоже, он не умел врать, во всяком случае – в глаза.
Я проявил заинтересованность:
– Да? И кем будет? Артисткой?
– Посмотрим. Пусть выучится сначала, – сказал Степан и, явно меняя тему, повернулся ко мне: – А когда переселение?
– Это не в моей компетенции… – Я развел руками. – Мое дело – выяснить ваши условия. Поскольку НТВ компания частная, вы можете ставить какие-то условия переселения. Но в разумных, конечно, пределах. Дворцов мы вам не предоставим.
– Ну, нам нужно три комнаты, – сказал он.
– Три? – удивился я. – Если ваша дочь учится на артистку, она уже в Нижний не вернется. Кстати, она к вам часто приезжает? Когда она была тут последний раз?
– А это при чем тут? – нахмурился Степан.
– Потому что здесь не записан адрес ее временного проживания, а это непорядок. Она где живет-то там? У вас есть ее адрес?
– Извините, а вам зачем это? – как можно мягче спросила мать Полины.
– Очень просто. Если вы будете претендовать на три комнаты, то мы должны послать ей запрос и получить от нее письменное заявление, что она собирается и в дальнейшем проживать с вами, родителями, – нагло соврал я и продолжал для убедительности: – У нас, как вы знаете, бюрократия лучшая в мире, и бумажка – прежде всего! Все дети старше восемнадцати должны на момент переселения или быть с родителями, или письменно подтвердить, что не собираются от них отселяться. Кстати, о бумажках. Степан Ильич, если вы хотите квартиру на первом этаже, то заготовьте справку об инвалидности, это мой вам совет. А то переселят на какой-нибудь верхний этаж, а у нас лифты вы же знаете, как работают. Чубайс отключит электричество – и все, все лифты станут…
Такой заботой я его, конечно, купил, он подсел к столу:
– Спасибо. А насчет Полины… Мы ей сами напишем и перешлем вам ее ответ. По какому вам адресу?
Я понял, что дальше жать на них нельзя, они вообще могут и не знать, что Полина сменила адрес. И сказал индифферентно:
– Ну, ваше дело, отдадите ее заявление участковому. А пока я у себя помечу: размер квартиры – в зависимости от письменного заявления старшей дочери. Кстати, ваши соседи сказали, что она моделью работает, так что я очень сомневаюсь насчет ее возвращения. Во всяком случае, вы, пожалуйста, поспешите с этой бумажкой, мы через неделю должны сдавать все данные в мэрию. У вас есть телефон? Позвоните ей…
– Нет, – сказала Надежда, – у нас нет телефона.
– Ну вот! – укорил я отца Полины. – Что же вы не сказали про телефон? Инвалидам при переселении положена квартира с телефоном. – И встал: – Спасибо за чай. Пошли, старшина, у нас еще две квартиры не обойдены…
Я вышел, как говорится, несолоно хлебавши, и участковый посмотрел на меня с сочувствием. Да я и сам ощущал, что что-то я тут не докопал, не выяснил. Но поскольку Суховеи, провожая нас, стояли в дверях, пришлось продолжить спектакль, позвонить в соседскую квартиру. Впрочем, я и не собирался уходить сразу после опроса семьи Суховеев – за то и дали мне в конторе кличку Битюг, что я всегда пропахивал все ниточки и следы до последнего. И здесь это отыгралось самым неожиданным образом: буквально в следующей квартире, когда соседка Суховеев стала показывать мне, в каком аварийном состоянии ее квартира, я, как бы изумляясь, сказал:
– Да, странно, почему у вас квартира в таком состоянии? Вот у Суховеев, ваших соседей…
– Еще бы! – желчно усмехнулась старушка. – Кабы мне кажный месяц возили по триста долларов, у меня бы хвартера и не такая была!
– А кто же им эти доллары возит?
– Кто, кто! Катька Ковалева из первой квартиры.
– С чего это?
– А от дочки ихней, от Польки. Катька проводницей в Москву ездит три раза в неделю. А Полька подолом там эти доллары собирает…
Остальное, как вы понимаете, было делом техники: посмотреть на эту Катю Ковалеву из первой квартиры (она оказалась школьной подругой Полины Суховей, только толще ее раза в три), выяснить у нее, как бы между прочим, когда она последний раз видела Полину (три недели назад, на Курском вокзале, «она мне всегда что-нибудь для родителей передает – то деньги, то шмотки, просто регулярно раз в месяц, очень замечательная девочка!»), да на всякий случай заглянуть на местную почту и договориться с начальником: в случае появления письма от Полины Суховей ее родителям это письмо должно сначала попасть в руки участковому милиционеру.
Больше мне в Нижнем Новгороде делать было нечего, страсти вокруг предстоящей избирательной кампании нижегородского мэра меня не интересовали. И, поужинав в ресторане «Подкова», где пиво было настоящее, бочковое, я с чувством выполненного долга отбыл ночным поездом в Москву.
Что у меня было?
Смотрю в свой рабочий блокнот, читаю документально:
1. Кристофер Рафф, тел. 290 53 17, звонить и спрашивать, не появлялась ли Полина.
2. Старшина Косинский, участковый, телефон в Нижнем – 45 32 12. Там же: начальник почтового отделения Шува Николай, тел. 45 44 21. Звонить обоим и спрашивать относительно письма Суховеям.
3. Екатерина Ковалева, проводница, поезд «Нижний Новгород – Москва», вагон 9. Из Москвы отбывает по вторникам, четвергам и субботам, Курский вокзал, четвертая платформа, поезд подают в 22.50.
Если первые две подводки к Полине были весьма ненадежны, то на третью я рассчитывал стопроцентно. Подина, как я понимал, содержит родителей и брата и, следовательно, должна явиться на вокзал не сегодня, так завтра. А потому по вторникам, четвергам и субботам ровно в 22.50 я был на Курском. Здесь я обнаружил, что с четвертой платформы целых три подземных перехода к вокзалу, и, следовательно, дежурить, чтобы не упустить «объект», нужно у самого вагона Кати Ковалевой – но так, чтобы не привлекать к себе ее внимания.
Поэтому, приехав на вокзал, я шел к первому вагону поезда «Москва–Ростов», отбывавшему с соседнего пути одновременно с нижегородским. Показав проводнику свою фээсбэшную ксиву, я сухо говорил, что мы ищем кой-кого, и шел по вагонам ростовского поезда до восьмого вагона, чтобы очутиться как раз наискосок от девятого вагона нижегородского экспресса. Тут, в тамбуре ростовского поезда, был мой НП.
Но пассажиры самых разных мастей – деловые из мягких вагонов и попроще, из купейных; одиночки и компании; трезвые и не очень – прощались с провожающими, поднимались в вагоны и убывали в Нижний, а Полины все не было.
Ее не было ни в мое первое дежурство, ни во второе, ни в третье.
Рыжий звонил уже дважды, мне нечего было ему сказать, и он начинал злиться и терять терпение. Как всякий новый русский, он считал, что за деньги можно иметь все сразу и на блюдце с золотой каемкой.
Между тем я не прохлаждался. Составив полный список журналов мод, их фотографов и модельных агентств, я обходил их один за другим, всюду показывая фото Полины и надеясь, что рано или поздно (но лучше бы рано!) что-то обязательно всплывет – какая-то зацепка, деталь, имя, ниточка.