Уайклифф и последнее жертвоприношение
Шрифт:
— Действовать надо с величайшей осторожностью. Винтер в кутузке, и мы приехали попросить его жену и сына дать дополнительные показания. Так мы должны объяснить цель своего визита. Конечно, их показания нужно будет официально запротоколировать, в присутствии адвоката и, возможно, психоаналитика. Но сперва я хочу просто поговорить с ними.
Они все еще сидели в машине, глядя на курочек, разгуливающих по птичьему двору. «Сменщик» Винтеров тарахтел своим допотопным трактором поодаль.
Уайклифф наконец распахнул дверцу.
— Ладно, пора кончать с этим!
Задняя дверь была заперта. Уайклифф постучал, но никто не откликнулся.
Мужчина высунулся из своего трактора и крикнул:
— Я сегодня с утра никого из них не видел! Попробуйте с парадного хода…
Они обошли вокруг дома к парадной двери. Она стояла чуть приоткрытая. Уайклифф снова постучал, так же безрезультатно, тогда он толкнул дверь и позвал. Узкий коридор был почти наглухо перегорожен двумя большими чемоданами и связками книг.
А в дальнем конце коридора стоял Джильс и рассеянно смотрел на следователей.
— Матери тут нет, — сказал он. На нем не было обычных очков, отчего его лицо казалось каким-то голым и жалким.
— Похоже, вы собрались переезжать?
Мальчишка покосился на чемоданы и книги, сваленные вдоль стен.
— Да. Мать уже в Трекаре, готовит наши комнаты…
Люси вслед за Уайклиффом прошла в гостиную, и теперь они все трое стояли в полутьме, лицом к лицу. Тяжелые гардины были задернуты.
— Наверно, можно сделать посветлее? — заметил Уайклифф.
Люси раздвинула занавеси, после чего все сели.
— Вы перестали носить очки? — спросил Уайклифф.
— Нет, просто они свалились на пол, а я на них наступил.
— Разве у вас нет запасной пары?
— Есть, наверху.
— Ну так почему вы не сходите за ними?
Мальчик сидел, безостановочно массируя себе бедра и колени и покачиваясь от этого вперед — назад. Он был страшно бледен. Некоторое время он молчал, покусывая губу, затем проронил:
— Нет, я их потом возьму…
Он качался на стуле и словно впал в гипнотическое состояние, отгородившее его от окружающего мира.
— Вы знаете, что ваш отец арестован? — спросил его Уайклифф.
Холодные голубые глаза вспыхнули недобрым огнем.
— Он мне не отец.
— Не отец?
— Мой отец умер еще до моего рождения. Он был известным математиком. Этот человек — мой отчим.
— И вам давно это стало известно?
— Я всегда был уверен, что такой человек не может быть моим отцом. Он болван.
— Ладно. Ваш отчим собирается признаться в убийстве Джессики Добелл и Майкла Джордана.
Раскачивание прекратилось, но никакого ответа
— Как вы думаете, Джильс, ваш отчим виновен в этих преступлениях?
Мальчик сцепил руки и после некоторого молчания выдавил из себя:
— Он заслуживает страданий. Больше заслуживает, чем эти двое…
— Даже больше, чем Джессика Добелл? — спросила Люси Лэйн.
Голубые глаза уставились на Люси, и на лице Джильса мелькнула страшноватая улыбка:
— Ну так она ведь мертва…
Уайклифф про себя поразился тому, как быстро развилось у подростка такое болезненное состояние психики.
— А почему вы так сильно не любили Джессику?
Снова он принялся раскачиваться на стуле и грубо ответил:
— Она скотина! Животное! Однажды она захотела, чтобы я…
— Чтобы вы что? — уточнила Люси Лэйн. — И почему ей так захотелось?
— Не знаю.
— А вы ненавидите всех, кому нравится заниматься сексом, Джильс?
Этот вопрос был ему неприятен. Он переводил глаза с Уайклиффа на Люси и обратно, а потом только замотал головой и так ничего не ответил.
— А мне казалось, вам нравилась Джулия Гич? — заметил Уайклифф.
Впервые Джильс поднял голос. Он взвизгнул:
— Я не хочу о ней говорить! — он замахал руками так, словно отбивался от ударов. — Ее отец… Он называл меня… Нет, я не буду об этом говорить, не буду!
Люси Лэйн красноречиво посмотрела на Уайклиффа, словно вопрошая: «И долго мы еще будем с ним возиться?»
Конечно, с точки зрения здравого смысла, ее беспокойство было вполне оправданным, но Уайклифф имел, помимо правил следствия, еще и другие цели в этом разговоре. Затаив дыхание, Уайклифф спросил:
— А почему вы напали на Майкла Джордана?
Юноша затрясся так, словно из последних сил пытался удержать себя в руках, но ему все-таки удалось выговорить спокойно:
— Я не хотел причинять ему вреда…
— Но тогда почему?
Снова раскачивание — вперед-назад… Потом, чуть успокоившись, Джильс весьма трезвым голосом ответил:
— Я им загадал загадку, которую никто из них не смог бы разгадать… Я хотел посмотреть, что они станут делать. Как станут мучиться. А им следовало пострадать и заплатить за все…
— И викарию тоже?
— Он увидел меня на церковном дворе с сапожками той женщины… Я и не знал, он мне сам об этом рассказал. Он еще добавил, что я должен во всем признаться и вообще пойти в полицию… — ногтями Джильс прямо полосовал себе бедра и, вероятно, испытывал сильную боль. — Он мне угрожал. Посмел угрожать. Ему не стоило этого делать…