Убей-городок
Шрифт:
В это время в моей голове кто-то сварливый загундел: «Вот, за пять копеек так сразу в тюрьму, а как миллионами воровать, так ничего!» Я не стал ввязываться в полемику с внутренним голосом, но почему-то вспомнилось, что у директора треста столовых и ресторанов города была огромная библиотека самых дефицитных книг, которых на прилавках книжных магазинов никогда не найти и которых не читал ни он, ни его сын. Скажете, что не видите связи с ранее изложенным? Так я вам отвечу: вы счастливый человек!
До конца рабочего дня оставалось еще пара часов, и я решил заглянуть в отделение. Слона
Обшарпанные стены, два ряда сколоченных между собой стульев, частично обезноженных, десяток дверей в кабинеты вдоль темноватого коридора и тесная дежурка с единственной камерой – вот и вся матчасть отделения милиции для успешной борьбы с преступностью. И, конечно, запах. Этот ни с чем не сравнимый запах казенщины, микс из ароматов табака, флюидов из камеры, затхлости, к которому со временем привыкаешь и перестаешь замечать и который после большого перерыва снова бьет по твоему обонянию насмерть.
Мой приход не вызвал никакого фурора. Не у кого было вызывать. Только дежурный Воронин (почти однофамилец), изображавший голову профессора Доуэля за высокой стойкой, приветственно махнул мне рукой.
– Привет! Что, уже залатали?
– Залатали, но пока еще на больничном.
– А с чем пожаловал? Не заявление ли писать?
Надо сказать, что любой дежурный как огня боится новых заявлений (специфика должности), поэтому я не стал огорчать хорошего человека, сказав, что заглянул по пути просто так. Воронин сразу потерял ко мне интерес и, успокоенный, откинулся на своем стуле, отчего и вовсе перестал быть виден из-за стойки.
Я решил заглянуть в кабинет участковых. В мою задачу входило провести предварительную рекогносцировку, проще говоря – осмотреться и вспомнить разные мелочи, чтобы при выходе с больничного не выглядеть дураком. Вот где, например, лежат бланки? А где ячейка на мой участок? Где мои подучетники, в смысле дела на них?
Дверь оказалась запертой – вообще замечательно! Так, а где ключ? Логика подсказывала – у дежурного, о чем я его и спросил.
– Долго под наркозом был? – не в строчку отреагировал Воронин и, видя мою удивленную физиономию, добавил: – Память отшибло?
Прозвучало это как-то не дружески, и я уже собрался рассердиться, но, проследив за его взглядом, все понял. За моей спиной на стене висела фанерка с наколоченными гвоздями, явно для ключей. Фанерка была любовно покрашена в темно-синий цвет – в тон стенам. Видимо, в этом году старшине горотдела удалось где-то добыть только такую краску.
Забрав единственный ключ, я отправился на разведку, решив не реагировать на грубость дежурного. Вот так на мелочах можно и засыпаться. Но я-то не шпион в стане врага, мне моя забывчивость смертью не грозит. Но и прослыть странным, страдающим провалами памяти, сотрудником тоже не хотелось. Выпрут еще со службы – и что? Все будущее под откос?
Я уже собрался уходить, когда дверь в кабинет открылась, и на пороге возникла дознаватель Лида Соколова.
– Здравствуй, Леша! Мне Толя сказал, что ты пришел. Как ты?
– Да ничего, помаленьку выздоравливаю.
– Расскажи скорей, как это все, как ты? Больно было? Ты его знаешь, да?
Вопросы сыпались градом, а мои скучные ответы Лида слушала, округлив глаза и обхватив ладошками свои круглые щечки. Совсем тебе Мунк со своим «Криком». Потом она спохватилась:
– Ой! Я же что зашла-то? Ты у нас должник в этом месяце.
Я начал соображать, на что можно собирать деньги в это время. Праздники, дни рождения, похороны, не дай бог, что там еще?
Лида нетерпеливо притопывала каблучком: дескать, давай думай скорее.
Я решил начать с невинного вопроса:
– Сколько?
Лида недоверчиво посмотрела на меня – не прикалываюсь ли? – и неуверенно произнесла:
– Так рубль двадцать. Ты, Леша, смеешься? Или из-за больницы так…
Она не договорила. И что вы все привязались ко мне со своей больницей? Я вообще не отсюда! Я фантастический монстр из вашего будущего! Мне очень хотелось сказать именно так, но Лиду было жаль. И еще себя немножко.
А Лида добавила:
– Так ты же кандидат! Вот, и в ведомости записано.
Упоминание о ведомости немного прочистило мозги. Ведомость – это вам не хухры-мухры. Ведомость – она и в Африке ведомость. И на похороны не по ведомости собирают. И еще слово «кандидат». Вот теперь все встало на место. Как же! Это же наша руководящая и направляющая! Это же ум, честь и совесть нашей эпохи! И именно быть в передовых рядах строителей коммунизма я стремлюсь, и из-за этого мне сейчас надо расстаться с моими деньгами.
Рубль двадцать мне было жалко. Хотелось прямо сейчас сказать Лиде о том, что именно мы все вместе построим. Но не время, не время…
Вечером у себя дома я переживал накопившиеся впечатления от города образца 1976 года. Скромный уличный трафик, из легковушек – «запорыги», «москвичи», реже «Волги». Воняющие сизым перегаром неуклюжие КрАЗы с фотографиями Сталина на лобовухах. Номера на них с буквами «ВОА». Девчонки стайками, все в мини-юбках, миленькие такие. Цыгане на лошади с телегой, груженной бачками с пищевыми отходами из больницы или столовой. Работающие кинотеатры с очередями желающих попасть на фильм, а не торговые точки по продаже секонд-хенда. Зеленые пивные палатки, облепленные страждущими и жаждущими еще задолго до начала торговли. Вспомнилось: «Граждане, пиво сегодня не успела разбавить, поэтому буду недоливать!» Синие тележки на велосипедных колесах с газировкой за три копейки и мокрой сдачей.
Слезливые воздыхатели по самому лучшему в мире прошлому, ау! Где вы? Почему здесь я, а не вы? Давайте меняться!
Глава седьмая
В поисках портала
Прошла неделя после моей выписки из больницы. Семь дней вживания в действительность, состоящие из сплошных загадок. Кто-то в общаге мне бросал мимолетно: «Привет, чего не здороваешься?» Кто-то таращил в недоумении глаза после моего приветствия: мол, чего пристаешь? Все время приходилось быть настороже, чтобы не влипнуть в непонятное.