Убей страх: Марафонец
Шрифт:
— Иногда думаю, — тяжко вздохнул Чернов, и искренним был этот тяжкий вздох, выстраданным, вымученным, — что провинился. Столько наказаний в Пути — врагу не пожелаешь!.. А за что?.. Ума не приложу, Зрячий. Не знаю вины людей ни перед Сущим, ни перед другими людьми. Более мирного народа, чем народ Гананский, и не придумать…
— А вот это ты зря, Бегун… — Зрячий шёл по улице, откинув на плечи капюшон, обнажив голову, увенчанную круглой лысинкой-тонзурой, не обращая внимания на дождь. Он наклонялся к лежащим на земле людям, проводил, не страшась заразиться, кончиками пальцев по их лицам, шёл дальше. И
— Ты смеёшься надо мной, Зрячий? — Чернов дал себе слово не удивляться в Пути ничему и уже числил себя уверенным пифагорейцем, но не удивляться событиям — это одно, а не удивляться откровенному лицемерию человека (пусть и Вечного!), посланного Сущим в помощь Бегуну (тоже Вечному…), — это, знаете ли, сложно. Хочется и силу применить. Хотя бы — силу слова. — Кто ты в этой жизни и в этом мире? На тебе — одеяние служителя Сущего. Как же поворачивается твой язык утверждать справедливость земных страданий невинных? Не боишься, что отсохнет?
— Не боюсь, Бегун. Я лишь повторяю слова Сущего, сказанные им святому Мариусу, когда тот был первым из смертных удостоен беседой с Ним: «Не хвали своих правоверных за то, что верят в Меня. Это легко — просто верить. Не хвали своих долготерпцев, что терпят и надеются. Это легко — просто терпеть. Не хвали своих безвинных, что не несут никакой вины. Это легко — не чувствовать ношу. Но всегда помни: нет веры без сомнения, нет терпения без обиды, нет безвинных без вины. А значит, не уставай говорить про Меня: Он прав, что наказует, ибо в наказании Его — искупление»… Так что страдания твоих людей вполне оправданны…
Он по-прежнему шёл по улицам и гладил лица людей, лежащих без каких-либо признаков жизни, даже пена не шла более — застыла на губах сухой коркой. И плач оставшихся разрывал мокрый воздух, но и плача — все с робким ожиданием смотрели на маленькую процессию со Зрячим во главе: вдруг да свершится чудо, вдруг да встанут недвижные!.. А недвижные не вставали, и Зрячий всё шёл и шёл, и пальцы его, длинные и тонкие, касались щёк, губ, тронутых пеной, век. Особенно — век: он, как заметил Чернов, задерживал пальцы на мёртвых закрытых веках, будто надеялся уловить пульс или ждал, что глаза откроются…
Но ничего не происходило!
Чернов терпеливо шёл следом, мучился от собственного бессилия. Ну проведи он даже руками по лицам больных — что будет? Ничего! Ситуация, придуманная Сущим, — что бы ни говорил Зрячий, Чернов думал так! — была абсолютно садистской по отношению к Бегуну: видеть и не уметь помочь. Даже права выбора, самого ублюдочного выбора, никто ему пока не предложил: кори себя, Бегун, можешь даже проклятия в адрес Великого Инквизитора посылать, но результат-то — нулевой. А если о выборе, то изволь: иди в дом Кармеля, ложись на кушетку, спи сладко, жди, пока всё устаканится…
Тоже вариант садизма: знать характер Бегуна и испытывать его безжалостно. На разрыв. Тем более, повторим, Чернов уже знал: ничего без него не устаканится.
Чернов по-прежнему исходил из посылки, что Сущий — всеведущ…
— Странные слова произносит твой Сущий твоему святому, — сказал он, выделяя голосом «твой» и «твоему». — Ты так и не ответил мне: кто ты в этой жизни? Служитель Сущего?
— Я — Несущий Ношу, — ответил Зрячий. — Здесь неподалёку лежит наш Дом — Дом Несущих, где мы, используя слабые свои возможности, пытаемся взять на свои плечи безмерную ношу людской вины перед Ним. А Он за наши попытки даёт нам Силу — нести эту вину и освобождать от неё смертных.
— А вы Не смертные?
— Обо мне ты знаешь, Бегун. Зачем спрашиваешь?.. А мои братья — те, волею Его, смертны. Но Сила — она едина и для меня, и для братьев. Даст Сущий — она поможет мне поднять кого-то из тех, кто упал. Пока не даёт…
— Не понимаю я тебя, Зрячий. И Ноши твоей не приемлю. Потому что не вижу смысла в том, чтобы сначала привести смерть к одним, а потом призвать других, имеющих Силу, поднять умирающих… — Попытался передать на итальянском русскую поговорку: — Это как из одного пустого сосуда пытаться перелить воду в другой и тоже пустой. — Всё же счёл нужным растолковать: — Это как самому строить преграду, чтобы потом преодолеть её… Может, ты скажешь, что и природа в твоём мире — кара за грехи соотечественников твоих?
— Это не я скажу, а сам Сущий: «И пошлю на вас воду с Небес, и будет литься она столько, сколько сможете выдержать. А я увижу и пойму: сильны вы, чтобы нести Ношу Мою, или плечи ваши сгибаются под ней. Если увижу, что сильны, остановлю воду, и придут в мир ваш свет и тепло».
— И сколько же времени твой народ ходит мокрым до последней нитки?.. Да, кстати, как вы измеряете время?
— Время? Просто. Оборот Земли вокруг солнца — год. Время от восхода солнца до его захода — день, наоборот — ночь. Тебе понятно, Бегун?
— Более чем.
— А сколько времени мы несём Ношу?.. Да пожалуй, с самого Сотворения, Бегун. С Начала Жизни. Это безумное множество лет, не счесть их даже!
— Велика же ваша вина, Зрячий, как я понимаю. Что ж Сущий так невзлюбил твой народ и твой мир?.. Или вы более виновны перед Ним, чем мы, например? Я не имею в виду тех, кто идёт со мной по Пути. Я говорю о своём народе, в который определил меня Сущий в нынешнем отрезке моего земного смертного существования. И знаешь, Зрячий, мы живём куда легче вас…
— Обольщаешься, Бегун, или как тебя зовут в твоём мире. Просто мы чувствуем Ношу и ценим её, а вы — нет.
— И поэтому нам легко?
— И поэтому вашим душам будет безмерно тяжко после бытия: двойную Ношу понесут они, вдвойне страдать станут.
— Ну-у, это меня не коснётся, я ж Вечный, — беспечно засмеялся Чернов и поймал неодобрительный взгляд Хранителя.
Тот не понимал, о чём они со Зрячим говорят, но смех среди чумы — это для Хранителя было диким. К слову, а на каком языке Зрячий с ним объяснялся?.. Но вопрос повис, не потребовав ответа, потому что Чернова вдруг осенила счастливая и, главное, вовремя явившаяся мысль: у него же тоже имеется Сила — и немалая! Другое дело, что она пока не спешит проявить себя. Не считать же всерьёз её проявлением возможность без устали носиться день и ночь между четырьмя Вефилями в каком-то липовом — испытательном? — ПВ…