Убей страх: Марафонец
Шрифт:
По сути, имел место дом-муравейник, и Чернов всё же рисковал предположить, что этот муравейник и был городом, вольготно расползшимся по всем трём измерениям, а уж как в нём жили люди, как передвигались, что делали — это следовало изучить на месте. Судя по всему — если всё встречающееся в Пути поверять человеческой логикой, пусть и усиленной любовью к фантастике! — идея Чернова о многомерной фигуре, разложенной в трёхмерном пространстве, не лишена была здравого смысла. Главный Архитектор решил показать трёхмерному человечку сразу много миров, из которых, правда, им, Архитектором, были вольно вырваны махонькие фрагменты — города. Скорее даже городки. Те фрагменты, что по неясным человечку
В конце концов уйти в Сдвиг Чернов всё равно пока не рисковал: Зрячий внятно намекнул на необходимость ещё одной встречи. Правда, из ПВ-головоломки с четырьмя Вефилями Чернов ушёл в Сдвиг и без благословения Зрячего, более того — вообще с ним не повидавшись, но то ПВ было каким-то ублюдочным, ненастоящим. Головоломкой оно и было. А эти, размещённые вдоль великой реки, казались вполне живыми, хотя и сведёнными до крохотных фрагментов. Этакий трёхмерный макет Вселенной. Действующий.
Но если честно, хотелось встречи со старцем. Любопытно было потолковать о том и о сём. И об этом тоже — о городе-доме…
Он спустился к реке, посмотрел налево, посмотрел направо и понял, что она тоже, судя по всему, — часть общей картинки. Может, в огромном многомерье Главного Архитектора река — и не река вовсе, а какой-нибудь Млечный Путь, а здесь она катила свои неторопливые волны (опять же — вольно и плавно…) по зелёному макетному постаменту, извиваясь на нём серой гигантской змеёй, а в каждой её излучине — по городу. Так?.. И сам себя поправил: нет, не так. В пройденной им излучине уместились два обрывка двух ПВ — города роботов и немых. Что, впрочем, не исключало рядом с муравейником наличия ещё какой-нибудь невероятной формации — иного ПВ.
А если б он не научился телетранспортировать через реку себя любимого, то мог пойти от места встречи с былинным старцем по её бережку и постепенно прийти к дому-муравейнику, не попав, естественно, в город немых и не обнаружив в нём тридцать шесть вефильских домиков. Но это умозаключение Чернов отбросил как непродуктивное.
Он представил себе другой берег, зажмурился рефлекторно и очень захотел оказаться на том берегу. Опять ничего не произошло. Опять открыл глаза. Он стоял, как и ожидал, на зелёной травке, впереди, в километре всего, высилась кажущаяся бесконечной стена дома-муравейника. Обретённое умение действовало безотказно. Вздохнул Чернов тяжко и побежал.
А что ещё делать несчастному Бегуну?..
И когда он добежал до огромной вблизи и пропадающей вдалеке стены со слепыми чёрными окнами, когда остановился, пытаясь подавить неизбежное недоумение и всё же сосредоточиться, поискать в этом каменном чудовище хоть какую-либо дверь, то услышал сзади знакомый голос:
— Набегался? Или ещё хочешь? — Язык на сей раз был выбран — древнееврейский.
Не оборачиваясь, понял, кто спрашивает. Даже не по голосу, хотя голос тоже узнал, а по тому, что в этой грёбаной развёрнутой склейке миров чёртиком из табакерки выскакивал только давешний старец, который Зрячий, чёртиком в неё и прятался, а кроме него, Чернов здесь никого не знал.
Обернулся — точно!
Старец стоял, опираясь на посох, прятал усмешку (хитринку, лукавинку — на выбор…) в седые вислые усы, ждал реакции.
А какой она могла быть, реакция на идиотизм?
— Хочу — чего?
С одной стороны — прикинулся таким же идиотом, с другой — попытался выудить дополнительную информацию. Не на того напал.
— Не понимаю я чего. Ты ж у нас — мальчик рациональный, толковый, из категории «хочу всё знать», причём не просто знать, а непременно узнать всё собственноножно и собственноумно, если позволено так сказать. Валяй, твоё дело… Только ты не у себя в мире, где ты — смертный. Ты — в Пути, и в нём ты — Вечный, а здесь законы смертного мира не действуют…
— Почему? — счёл необходимым встрять Чернов. — Все миры на Пути — смертные.
— Для их жителей. Но не для тебя, не для нас с тобой… Ты прошёл уже не один мир, а разве понял что?.. Ничего не понял. Так, рваные кусочки впечатлений. Обрывки целого, по которым не только это целое не восстановить, но и обрывки-то не понять: что, кто, с кем, зачем, почему… Всё — туман, одни вопросы без ответов. Бег по сильно пересечённой местности… Не пыжься, Бегун, не строй из себя Всеведущего: это иной ранг Вечности. Ты чуешь Путь, а Знания — у других.
— У тебя?
— Допусти такое, Бегун. Помнишь, что ты вспомнил, когда уходил от меня?..
— Зрячий произнёс распевно, как и положено былинному старцу, даже если он распевает на древнееврейском: — «И всем Вечным будет Мною позволено всё, что они себе смогут сначала представить, а потом захотеть. А что не смогут представить и захотеть, то останется у Меня до той поры, пока не явится среди Вечных смертный, который будет знать, что он хочет…» Вспомнил?
— Не забывал. Только я не очень понял мысль… Сущего, вероятно, так?.. Представить и захотеть и, как результат, обрести знание или умение. Это ясно. Я захотел преодолеть реку и — получилось… Но кого имеет в виду Книга под смертным, которому будет открыто всё знание?
— С чего ты взял, что всё? Там обо всём — ни слова. Только о том, что смертный сумеет пожелать. Что сумел, то и получи. Ты и получил: через реку… А теперь включи свою хвалёную логику, Бегун. Пошевели извилинами. Что ты не сумел, что не можешь? Ты не можешь найти свой Вефиль. Ты не можешь представить себе весь Путь — от начала до конца. Ты не можешь даже понять, зачем Сущий — или выбери любое имя из тех, которые ты давал Ему не со злости, но, как я понимаю, из любви к Нему и из понимания собственной малости рядом с Ним, — так вот, зачем Сущий не даёт тебе простую и ясную возможность выполнить свою миссию, довести народ Гананский от мира Интервала до мира Начала поэтапно, а каждый раз меняет условия существования мира во времени и времени в мире? Да потому что пытается разбудить у тебя интерес. Обыкновенный. Не человеческий, хотя он тоже у тебя какой-то кастрированный, сильно прагматичный, а интерес Вечного.
— Эка ты загнул! — восхитился Чернов. Сел на травку, вытянул всё же гудящие ноги. Решил не хамить старцу. — Естественно, не могу я ничего понять в этом Пути, Зрячий. А почему?
— Потому что плохо хочешь.
— А что значит хотеть хорошо?
— Просто хотеть. В тебе всё ещё мощно жив твой смертный, Бегун, и он мешает тебе знать, мешает понять, что ты хочешь. Что можешь пожелать — без оглядки на твой замечательный здравый смысл. Все твои желания, к несчастью, поверены земным опытом. Где ты там обитаешь в мире?.. — произнёс по слогам: — Со-коль-ни-ки… Они висят на тебе, на твоём осознании себя, гирями неподъёмными. Они, твои Со-коль-ни-ки, — это твой страх, обыкновенный человеческий страх, который всё бесконечное время существования Разума не позволяет смертным людям — в каком бы пространстве-времени они ни обитали! — идти вперёд по Пути. Хотя, если честно, было у тебя одно желание, достойное Вечного: излечить заболевших и умирающих. Сильное желание и славно исполнившееся. Хотя и оно — вполне земное… — не преминул уязвить.