Убежище 3/9
Шрифт:
Девушка сдвинула часть колоды тонким дрожащим пальчиком.
– Тридцать шесть сестер, кумовьев и снох, братьев и товарищей, – забормотала Люси, – сослужите мне службу верную, дружбу неизменную. Тридцать шесть карт четырех мастей, скажите мне всю истинную правду, чего мне ждать-ожидать, чего опасаться, за какое дело не браться. Всех вас призываю, называю и выговариваю: слово крепко и картам лепко. Аминь.
Они долго, очень долго возились с картами. Люси что-то там тасовала, снимала, бормотала, потом снимала девушка, потом снова Люси, и снова девушка… Некоторое время я наблюдал,
– Ну а теперь начнем, – сказала Люси торжественно.
Я сидел, отвернувшись от них. Но в большом зеркале, прислоненном к стене, я все-таки видел, что делает Люси. Я видел, что она отложила пачку «ненужных» карт в сторону. И видел, какие карты она оставила лежать на столе. Девять штук.
– Девять сестер, кумовьев и снох, братьев и товарищей, – зашептала Люси. – Скажите мне всю истинную правду, чего мне ждать-ожидать, чего опасаться, за какое дело не браться. Всех вас призываю, называю и выговариваю: слово крепко и картам лепко.
Потом она поочередно открыла все девять карт. Все девять пик.
– Что это значит? – занервничала девушка.
Скопление черных хвостатых сердечек ее явно насторожило.
– Туз пик – будет тяжелый год, – сообщила Люси. – Король пик – близкий тебе человек – предатель и изменник. Дама пик – коварная женщина. Валет пик – личные неприятности. Десятка пик – жди удара от того, кто рядом с тобой. Девятка пик – крупная ссора. Восьмерка пик – страх. Семерка пик – слезы. Шестерка пик – разлука.
– О господи, – прошептала девушка.
– А я еще не закончила… – сказала Люси.
Сквозь вуаль я не видел ее лица, но по голосу понял, что она улыбается.
– …Если все девять карт – пики, это обозначает горе, потери и крах всех надежд.
– Я думаю, это какая-то ошибка, – сказала девушка и поднялась со стула. – Я вам не верю. Вот, возьмите, конечно, но я вам не верю.
Девушка положила на стол несколько купюр.
– Почему же ты мне не веришь, милочка?
– Потому что… ну потому что… у меня все совсем не так. У меня сейчас все хорошо, – девушка говорила чуть изменившимся голосом – видимо, очень старалась не заплакать.
– Чего ж у тебя хорошего, милочка?
– Я… я замуж выхожу, – пискнула девушка и, наконец, заплакала. – Это до этого… это вы мне нагадали то, что было у меня в прошлом, до этого… Год назад… Он меня тогда бросил, но теперь… Теперь он вернулся… и предложил начать все сначала…
– Э-э-э, – протянула Люси таким противным, скрипучим голосом, что даже я вздрогнул. – Не соглашайся. Не соглашайся, милая.
– Не соглашаться – с чем? – спросила девушка и попятилась к двери.
– …Давать второе начало тому, что уже однажды закончилось, – все равно что выкопать из земли и воскресить труп… – заговорила Люси тихо и монотонно – так, как она это умела.
Девушка остановилась посреди комнаты и уставилась на нее.
– …После того, как вы вернете его к жизни, он никогда не оставит вас друг с другом наедине. Вы будете жить вместе с ним, с вашим мертвецом. Он будет рядом
Когда Люси наконец отпустила ее, я спросил:
– Зачем ты это сделала?
– Что сделала?
– Сама знаешь. Выбрала эти карты. Наговорила ей гадостей.
– Она тебе понравилась, да? Миленькая такая…
– Да при чем тут это?!
– А что, ни при чем, да?
– Да.
– Но ты же сам делаешь то же самое. Выбираешь нужные карты.
– Я – совсем другое дело. Я игрок, а не гадалка. А гадалки, насколько я знаю, когда врут, говорят приятные вещи. То, что клиент хочет услышать, а не наоборот.
– Когда врут – может быть, – ответила Люси. – Но я-то не врала.
– Врала. Ты специально выбрала именно эти карты!
Она подняла вуаль и посмотрела на меня со злорадством и, кажется, с легким сочувствием. А потом сказала:
– Карты я выбрала специально, да. Именно потому, что иначе выпали бы совсем другие, неправильные. Я выбрала те, что подходят для ее жизни. Я сказала ей правду.
Я хотел возразить что-то, но посмотрел в ее сумасшедшие глазки и передумал. Мне вдруг стало лень и как-то… все равно.
VII
МОСТ
Он шел, спотыкаясь, мелкими шажками, суетливо путаясь в спущенных штанах. Его голова, свесившаяся на левое плечо, нелепо подергивалась при ходьбе.
Наконец он доковылял до мостика, с трудом по нему поднялся, подошел к ней и повернулся левым боком, чтобы удобнее было разговаривать. Его маленькие темно-карие глаза смотрели на нее не мигая, вопросительно и раздраженно. Кажется, он злился.
– Здравствуй, Томас, – сказала Маша.
– Я тепьерь не есть Томас, – ответил он. – Тепьерь не есть мне покой… Я есть упырь… Я есть Заложный Покойник. Так зватьсья у вас человьек, который умирать ньеправильный смьерть, нье жив отмерьенный ему срок, нье ходив замуж, нье родив дьети…
– Прости меня, – сказала она.
– Простьить тебья? А гдье есть мой пашпорт? – взвизгнул вдруг Томас. – Отдай мой пашпорт! Отдай сейчьяс!
– Я не могу этого сделать, Томас. Твой паспорт… Он ведь остался там, в поезде.
– Тогда отдай мои фото! – заныл Томас. – Отдай фото. Это есть ньехорошо – ты фотографировать менья в ньеприличный вид, бьез штанов сидьеть на уньитаз, когда я нье мочь шевелитьсья, нье мочь остановьить тьебья…
Томас заскулил. Запрокинутое его лицо скривилось в плаче – но слез не было.