Убежище чужих тайн
Шрифт:
– Вы удивились?
– Разводить в июле камин, чтобы что-то сжечь? Ну конечно. Кроме того, Надин никогда не волновали пятна на одежде. Если пятно не отстирывалось, то она отдавала одежду кому-нибудь из горничных и не делала из этого трагедии.
– Скажите, а как она выглядела, когда вернулась домой в тот вечер?
– Она была не похожа на себя. У нее был страх в глазах. Я даже подумала, что, может быть, Сергей Петрович бросил ее. Тем более что незадолго до того он вскользь говорил при мне, что осенью собирается ехать во Францию с Луизой…
– Вот как? Зачем?
– Проведать дочь. То есть
– Прошу прощения?
– Конечно, в таком случае у него не хватило бы смелости вам признаться. – Ольга Антоновна торжествующе усмехнулась. – Он всегда считал себя неотразимым, но когда он после смерти Луизы стал разбирать ее бумаги, то сделал крайне неприятное открытие. Она вела тайную переписку с другим мужчиной, которая началась еще до того, как она забеременела. Он посылал ей записочки на скверном французском…
– И кто же это был?
– Сергей Петрович не успел выяснить, потому что его вскоре арестовали, а когда следствие наконец закончилось, ему хотелось только одного – уехать подальше от России, – отрезала Ольга Антоновна. – Как и все обманщики, он не горел желанием распространяться о том, что сам стал жертвой обмана, но кое-что мне все-таки стало известно. Представьте, тот незнакомец всегда подписывал свои записки словами «votre constant adorateur» [9] .
9
Ваш постоянный обожатель (франц.).
Глава 14. Четвертая сторона любовного треугольника
– Однако! – вырвалось у Амалии. – Получается, мадемуазель Леман была не так проста, как кажется? Ведь до сих пор мы думали, что имеем дело с обыкновенным любовным треугольником – один мужчина и две женщины, – а тут внезапно возникает еще один мужчина… Записки были на французском?
– Да.
– А что, мадемуазель Леман совсем не говорила по-русски?
– О-о, тут все сложно, – усмехнулась Ольга Антоновна. – Она постоянно жаловалась, как ей трудно говорить по-русски, и в присутствии гостей предпочитала беседовать с Сержем по-французски… Но я уверяю вас, когда ей хотелось сказать гадость Елене Кирилловне или горничной, сразу же выяснялось, что русский она знает великолепно.
– И часто она говорила всем гадости?
– Простите?
– Я это к тому, что мы все время обсуждаем только двух подозреваемых: Сергея Петровича и Надежду Илларионовну. А что, если Луизу убил кто-то другой, со стороны? Может быть, у кого-то из слуг были причины, чтобы пожелать от нее избавиться… Если, к примеру, она не стесняла себя в выражениях…
Графиня Тимашевская вздохнула.
– Боюсь, мне придется вас разочаровать, – сказала она серьезно. – Луиза могла в сердцах сказать прислуге что-нибудь ужасное, особенно после ссоры с любовником, но потом со слезами на глазах просила прощения, давала денег или дарила что-нибудь из своих вещей. Бывали случаи, когда она увольняла горничных, которые приглянулись Мокроусову, но они тоже не оставались внакладе, правда, здесь им платил хозяин. Поверьте, никто из слуг не относился к ней плохо, почти все ее жалели,
– Раз уж мы заговорили об уволенных слугах, вам известно, за что она выгнала Егора Домолежанку? Он ведь все-таки не хорошенькая женщина…
– Елена Кирилловна поймала Егора на мелком воровстве и сообщила хозяину, а от него узнала и Луиза. Сергей Петрович был склонен простить Егора, но Луиза решила, что вору среди слуг не место, и добилась того, что его уволили.
– То есть от Луизы все же зависело, кто останется в усадьбе, а кто будет уволен?
– От нее и от Сергея Петровича, потому что усадьба все-таки принадлежала ему. Но обычно он не перечил Луизе, если она говорила, что не хочет видеть того или иного человека.
– Благодарю за то, что прояснили этот момент. С вашего позволения, вернемся к запискам, которые Сергей Петрович обнаружил после ее смерти. Вам что-нибудь известно о них, кроме подписи? Много их было или мало, кто мог их писать, кто их приносил?..
– Госпожа баронесса, вы должны понять, что он их мне не показывал, – заметила гостья. – Об их существовании я узнала от Груши, и то совершенно случайно. Господин Мокроусов человек самолюбивый, и ему было бы невыносимо тяжко признаться в подобном… э-э… афронте. – Произнося последнюю фразу, она широко улыбалась, как будто мысль об оскорблении, которое перенес Сергей Петрович, доставила ей неподдельное удовольствие.
– Но ведь Груша наверняка рассказала вам что-нибудь еще? – настаивала Амалия. – Наверняка Сергей Петрович стал вызывать прислугу, требовать от нее отчета, что это за записки и откуда они взялись…
– Вот поэтому я о них и узнала, – кивнула графиня. – Судя по тому что он вышел из себя, речь шла вовсе не о банальном флирте. Тон записок был такой, как будто их писал любовник. Кроме того, кое-где в посланиях были указаны даты, и Сергей Петрович выяснил, что переписка началась за несколько месяцев до того, как Луиза сообщила ему о своей беременности.
– Значит, Сергей Петрович сопоставил числа, выяснил, что у Луизы мог быть роман с другим…
– И усомнился в том, что является отцом ее дочери, – закончила Ольга Антоновна. – Так что меня вовсе не удивляет, что он долгое время не горел желанием ее видеть.
– Но Сергей Петрович хоть что-нибудь узнал о том, кем может быть этот другой? – спросила Амалия.
– Ничего он не узнал, – фыркнула Тимашевская. Она сидела, положив ногу на ногу, и задорно покачивала носком туфельки. – Кто приносил письма, как Луиза их получала и, главное, как она ухитрилась закрутить интрижку под носом у Сержа, так и осталось тайной.
– А вы сами что думаете об этом? – спросила Амалия с любопытством.
– Я? – Ольга Антоновна пожала плечами. – Если постараться, в округе можно найти французов – одного управляющего и несколько учителей. Но я сомневаюсь, что кто-то из них писал любовные записки Луизе.
– Записку писал не француз, – отозвалась Амалия. – Votre constant adorateur – здесь неправильный порядок слов. Прилагательное перед существительным, как обычно пишется в русском. Правильно будет: «votre adorateur constant», с прилагательным после существительного. Эту записку писал не француз, а русский, хоть и немного знающий французский язык.