Убежище
Шрифт:
Он вспоминал о родном доме.
О том, как он в первый раз обратил внимание на необычные приношения в часовне.
И как впервые узнал о своем уникальном наследии.
Конечно, он бывал в часовне и раньше. Он вырос там, в Неаполе, где до сих пор имя его предка произносилось лишь шепотом и с оглядкой. Но интерес к таинственному прошлому их семьи пробудило в нем посещение часовни в день его рождения, когда ему исполнилось девять лет.
В тот день его повел в часовню дед. Мальчику нравилось общество старика. В нем чувствовалось что-то крепкое и надежное. Даже в юном возрасте мальчик — тогда его
В Неаполе герб ди Сангро являлся тяжкой ношей.
Дед учил его всегда держаться гордо и помнить о семейном прошлом. Как-никак они происходили из княжеского рода, а гении и фантазеры во все времена подвергались при жизни осмеянию и преследованиям. Отца Людовико совершенно не интересовало прошлое его семьи: слабовольный, он стыдился своего происхождения. Людовико сильно отличался от него, и подметивший это дед заботливо пестовал его гордость. Их предок совершил множество удивительных открытий, рассказывал он мальчику. Да, его называли как угодно — чародеем и алхимиком, служащим дьяволу. Ходили слухи, будто он проделывал жуткие эксперименты над неразумными существами. Некоторые считали, что эти опыты преследовали цель создать еще более совершенных кастратов, незаконно кастрированных певцов, пленявших своим искусством слушателей и прославивших итальянскую оперу в XVII и XVIII веках. Некоторые заходили еще дальше, уверяя, что по приказу князя были убиты целых семь кардиналов, осуждающих его занятия, из костей и кожи которых он повелел изготовить себе кресла.
По словам деда, все досужие разговоры были признаком ограниченного интеллекта и бедного воображения и основывались на злобной клевете завистников Раймондо ди Сангро. Ведь их предок, член престижной Академии делла Крусца, клуба крупнейших литераторов Италии, изобрел новый тип оружия, например заряжаемое с конца дула ружье, а еще вращающийся фейерверк. Он создал водонепроницаемую ткань и усовершенствовал технику окрашивания мрамора и стекла. Но самое главное — он создал бессмертный памятник: капеллу Сан-Северо в центре Неаполя, ставшую его личной часовней.
Хаким на всю жизнь запомнил то судьбоносное посещение часовни вместе с дедом. В наружных стенах часовни были прорезаны низкие зарешеченные окна в подвал, где когда-то находилась лаборатория князя. Внутри маленькая часовня, выстроенная в стиле барокко, поражала уникальными росписями и произведениями искусства. Мраморные статуи, самой знаменитой из которых была «Лежащий Христос в плащанице» скульптора Саммартино, очаровывали изяществом работы — тела и лица изображенных персон отчетливо проступали из-под тончайшей вуали из мрамора. До сих пор специалисты гадают, как можно было добиться такого эффекта.
Дед подвел мальчика к статуе Кьероло «Разочарование». Еще один шедевр с мраморным покровом изображал отца князя, пытающегося выпутаться из сети с помощью крылатого юноши. Дед объяснил: статуя в аллегорическом виде представляет человека, старающегося высвободиться из пут неверных представлений, а юноша с крыльями олицетворяет его интеллект.
В подвале хранилось еще много других работ из мрамора. Оттуда узкая спиральная лестница вела вниз, в лабораторию князя, где в двух стеклянных витринах находились знаменитые «анатомические машины» — тела мужчины и беременной на позднем сроке женщины, чьи
Год за годом дед посвящал юного Людовико в дальнейшую историю жизни его предка. Князем владела идея совершенствования людей. Кастраты были совершенными певцами. Анатомические машины помогали ему создать совершенное человеческое тело. На надгробной плите высекли соответствующую надпись: «Замечательный человек, рожденный для любых свершений». Надгробие возвышалось над пустой могилой: тело князя похитили. Но в какой-то момент жизни его интересы круто изменились. И дождавшись, когда Людовико исполнилось восемнадцать лет, дед поведал ему, какая идея овладела воображением его знаменитого предка.
Он дал ему прочесть дневники Раймондо ди Сангро и подарил предмет, которым бесконечно дорожил: талисман в виде медальона с изображением змеи, пожирающей собственный хвост. Людовико никогда не снимал с себя цепочку с талисманом, она и сегодня была на нем.
Рассказ вдохновил Людовико выше самых великих ожиданий деда или самых страшных опасений.
Сначала все шло довольно благополучно. Людовико преуспевал в учебе и отправился продолжать обучение в университет в Падуе, по окончании которого ему с почестями присвоили ученую степень доктора наук гериатрической медицины и молекулярной биологии. Блестящий генетик с серьезной репутацией, он руководил щедро финансируемой исследовательской лабораторией по изучению стволовых клеток, гормонального развития и распада клеток. Но со временем он утратил интерес к традиционной науке и стал нарушать общепринятую этику биологических исследований. Его эксперименты становились все более рискованными и необычными.
По горькой иронии судьбы именно тогда скончался его дед. Родители стремились вырастить Людовико добрым католиком, поэтому дома и в церкви ему внушали, что смерть человека зависит от воли Бога, только он один может одарить человека бессмертием. Дед всеми силами старался ослабить их влияние, и в день его похорон верх взяло все, чему он учил своего внука. Кончина деда заставила Людовико понять — он не способен смириться со смертью, не может ей покориться. Без борьбы он не сдастся, и могила — его собственная и его любимых — может подождать.
Любовь не способна победить смерть. Зато это под силу науке. Идея борьбы со смертью вынудила его решиться на еще более смелые эксперименты, которые не могли встретить одобрения. Вскоре его опыты нарушили рамки закона. Под угрозой предать суду его уволили из университета. Теперь ни одна лаборатория на Западе не осмелилась бы принять его на работу.
Выручило хакима вовремя подвернувшееся приглашение Багдадского университета. И сейчас его долгая, кропотливая и неустанная работа должна была увенчаться — во всяком случае, он на это надеялся — раскрытием тайны, всю жизнь преследовавшей его предка.
Пребывая в необыкновенно бодром и приподнятом настроении благодаря принятому лекарству, он вновь стал обдумывать события последних дней, стараясь взглянуть на них с новой точки зрения. Хотя все его существо, казалось бы, было поглощено взволнованным ожиданием сообщения о захвате иракского торговца и заветной книги, он все же помнил о бесследно исчезнувшем возлюбленном американки. Мысль о нем мешала его безоблачному настроению, как будто где-то в глубине его не срабатывал какой-то сенсор.