Убить демиурга!
Шрифт:
Лоан Гордэстор попятился к двери, пиная прискорбную догадку шариком от пинг-понга в почти пустой от ужаса голове. Надменное достоинство было безвозвратно утрачено. Сейчас посол не особо заботился о сохранении имиджа, собственная жизнь казалась куда важнее.
– Скорее всего, птица уже мертва. Яд, нанесенный на тело, впитывается и через ногти. Медленно. Но много ли надо мелкой пташке? – развеял панику длиннокосый, с искренним уважением поглядывая на наблюдательного альсора.
Ни допросить, ни судить слугу-отравителя оказалось невозможно. Он избегнул кары альраханского правосудия весьма тривиальным
Но кто стоял за простым слугой? Кто прислал ему птицу и какие цели преследовал? Все эти вопросы срочно требовали ответов, необходимых, дабы защитить Видящую! Альсор готов был поклясться: происки врагов государства преследовали именно эту цель – убить Веронику, чтобы лишить Альрахан обретенной силы. Кому-то очень опасному тайна предназначения девушки стала известна до официального объявления. Гордэстор тоже кое-что знает, однако трусоватого посла нетрудно припугнуть, поиграв в многозначительные намеки, а вот где искать главного врага? В том, что нидорец не имеет к попытке отравления Ники ни малейшего отношения, Искра убедился еще раз и окончательно, когда посол шарахнулся от пичуг. Так играть не смог бы и лучший актер из труппы любимого театра Владычицы.
На миг злость от сознания собственной беспомощности захлестнула обыкновенно оптимистичного мужчину. Золотое сияние запылало вокруг альсора, волосы стали потрескивать, а по телу пробежали огненные искры. Сдавленный хрип посла и беспомощный лепет касательно личной непричастности к злодействам и сбивчивые клятвенные обещания всевозможной помощи привели наследника огненных демонов в себя. Инзор тряхнул головой и успел заметить, как длиннокосый Улиан из-за спины посла показал ему сразу двумя руками жест высшего восхищения и одобрения. А ведь и правда, даже неконтролируемая злость пришлась к месту! После череды небольших представлений альсоров нидорец стал податливее масла. Даже на обыск комнаты покойного людьми Искры безропотно дал согласие. Вот только никаких следов не сыскалось.
Тяжелые ритуальные одеяния тянули к земле, сгибая хребет старой жрицы. Она стояла прямо, как вбитый в центре храма жертвенный столб из железного дерева, бурый от впитавшейся в него крови, разбавленной свежими алыми мазками. Ритуальная медная чаша покоилась в ладони, а кисточка в узловатых пальцах привычно выводила знаки – слова молитвы. Алое на буром. Тушка белорунной козочки, из чьего горла была собрана кровь, лежала рядом. Старуха старалась ступать осторожнее, чтобы не запнуться о жертву и не нарушить ритуала.
Пусть тот был почти условен и не требовал участия трех обязательных певчих с гимном-речитативом и писца, готового занести явленные откровения на свежий пергамент. Пусть! Старая жрица служила богу, а не храму, так уже мало кто служил в Узаре, а потому любой ритуал, даже самое формальное прошение благословения проводила не халтуря, как подобает.
Суровое лицо, изборожденное морщинами, застыло ритуальной маской бесстрастия. Не подобало жрице являть эмоции при служении, ибо она есть сосуд и проводник божественной мощи и лишь страсть божества может быть явлена через служителя.
Рука выписывала знаки призыва, ноги обходили столб, губы шептали молитву. Все было как всегда до того мига, как выводимые свежей кровью символы молитвы не запылали неистово алым и не сложились в иные, составляя послание.
Старуха-жрица смотрела, а по щекам катились слезы. Бог ответил. Первым испытанным чувством было ликование. Сарстисар редко снисходил до обыденных вопросов и просьб. Вторым – изумление. Однако ничто не помешало жрице опустить на ритуальный столик чашу и кисточку, взять тяжеленную палку и от всей души долбануть в гонг призыва так, чтобы сонные птицы, ночующие под крышей храма, сорвались со своих мест и устроили совершенно непотребный шум.
В ту ночь в храме больше никто не сомкнул глаз. Дело нашлось каждому из спешно вскочивших на ноги служителей культа. Хвалебные песни, ритуальный благодарственный танец, кропотливая перерисовка откровений в пяти экземплярах. Самые быстрокрылые гонцы с толикой магии в крови, способные стрелой прошивать небеса, несли письма в большой архив откровений при главном храме и повелителю Узара.
Ночь едва перевалила за половину, как от владыки Узара пришел ответ-повеление. Вместе с откровением божества самый выносливый из быстрокрылых посланников понес его в далекий Альрахан.
А мясо козы, которую никто так и не сподобился оттащить от столба во всей этой круговерти, наполненной шумом, гимнами, заунывным дуденьем труб и ритуальными воскурениями, настолько пропиталось горечью ароматного риоммо, что стало несъедобно. Торжественный завтрак был безнадежно испорчен. Впрочем, особого аппетита у горстки жрецов и жриц, которые были допущены к ритуальной трапезе и знали о содержимом посланий, не было. Слишком они оказались возбуждены, насторожены и даже… о да, пожалуй, даже немного испуганы. Очень опасный и важный ритуал предстояло совершить в храме Сарстисара в час, когда взойдет новая луна.
Лисардан, не снявший праздничных одежд после бала, где представляли лоану Веронику, стоял у окна. Посол невидящим взглядом смотрел на два клочка серого пергамента, испещренные секретным кодом. Оставалось только скрипеть зубами. От него хотели невозможного. И не исполнить сие желание – значило утратить статус, положение при дворе, достаток и даже милость Сарстисара. Столько неприятностей от одного маленького письмеца, которое узарец полагал чистой формальностью и, что греха таить, был почти уверен, что его донесение вряд ли удостоится прочтения. А если и будет прочтено, то не привлечет особого внимания. Он катастрофически ошибся в расчетах!
Как подобраться к Видящей Альрахана, за которую готовы растерзать любого три альсора с Владычицей в придачу? Как сделать это так, чтобы гнев альраханцев не пал на Узар? Попытка убрать лоану Веронику чужими руками провалилась, и он, посол, сейчас любуется красотами ночи лишь потому, что взор Видящей не касается чуждых Альрахану созданий.
Хитроумие Лисардана пасовало перед невыполнимостью задачи. Он перебирал варианты, отбрасывая их один за другим, перетряхивая, как коробку с игральными призмами, но почему-то был уверен: стоит сделать бросок, и выпадет четыре тройки – самая неудачная из возможных комбинаций.