Убить генерала
Шрифт:
— Что это значит? Переведи на нормальный язык.
— То, что говоришь одно, а подразумеваешь другое. Второе: подбрасываешь через подслушивающую аппаратуру ложную информацию. Третье: энергетическое сокрытие путем изоляции акустического сигнала, поглощения акустической волны, глушение акустических сигналов, зашумления помещения другими звуками. Четвертое: изъятие закладных устройств. А этому меня учили. И последнее: можно собирать доказательства для возбуждения уголовного дела против тех, кто подслушивает.
— Думаешь, Терехин ведет запись?
— Обязательно. Он меняет машины, в которых стоит простенькое в общем-то оборудование: приемник и магнитофон. Вчера стоял
Получается, это он скрывал от руководства местонахождение преступника, и дальше развивать эту тему бессмысленно. Это конец Терехина как офицера ФСБ, это нары. На какой бы стадии развития событий это ни всплыло. Так что записи ему нужны, чтобы прослушать их раз, другой, третий. Для анализа, в общем.
— Когда-то я назвала тебя тупым...
— Да, я офицер, — с натянутой улыбкой согласился Цыганок. — Правда, с высшим образованием. Просто ты иногда забываешь, в каком ведомстве я работал, кого охранял и какой объем работы выполнял. Но Терехин не знает, что на тебя работает профессиональный телохранитель: он поставил «дубовую» закладку. Но я обнаружил бы любую. Необходимо и дальше держать его в неведении, иначе он, узнав, кто я, свернет «прослушку» и возьмет Виктора.
Теперь Цыганок обязан был сказать о главной опасности. В сложившейся ситуации нелегально действующий полковник Терехин как бы не позволял взглянуть на тех, кто возвышался над ним. Все его левые действия останутся в тайне. Но вдруг произойдет утечка? Вот тогда все магнитофонные записи будут использованы с формулировкой «реальное свидетельство фактических событий». Но только в случае утечки информации и не самим Терехиным. Сам он отгорожен от этой формулировки своими несанкционированными действиями.
Но не Цыганок принимал решение. Мария лишь выслушала его и сказала, что в таком случае нужно действовать осторожно.
— Подбрасываешь через подслушивающую аппаратуру ложную информацию, — медленно повторила она. — И чем круче она... — Мария запнулась. — Мы говорили про Хворостенко.
— Когда? — спросил Цыганок. Но ответ уже знал: позавчера. В тот день, когда он не заходил в квартиру, а значит, не мог произвести привычный уже визуальный осмотр. И не ошибся. Он морщился, когда Мария рассказывала о намерениях встретиться с полковником Корсаковым и невзначай намекнуть про Хворостенко: «Плохо дело, очень плохо». Потому что фактически отступать нельзя. Терехин запросто разберется в наступившем затишье. Единственный вариант — акцентировать свои намерения, тянуть время и вовлечь Терехина в игру. Но как долго она может продолжаться?
— У меня столько знакомых, что я могу сделать десять паспортов, — ответила на вопрос телохранителя девушка. — Думаю, за два-три дня управлюсь.
Она была женщиной. Она играла, уставала, снимала грим... Ее жизнь — это театр.
Терехин узнал о Марии Дьячковой достаточно, чтобы более или менее полно составить ее портрет. Талантливый дизайнер, имеет два высших образования, в свободное время пишет книгу об отношениях в модельном бизнесе в России и за рубежом и составляет полезные советы. Хотя «пишет» — громко сказано, так, наговаривает вечерами на диктофон свои соображения. Терехин отметил, что мысли ее были так же стройны, как и ее фигура, порой даже красивы — как ее лицо, губы, глаза, волосы. Николай без труда нашел в специализированном журнале фото Марии... и позавидовал
Качество звука было превосходным, Терехин только что не слышал дыхания собеседников. Но вот его дыхание сперло — в зобу или намного глубже, не разберешь, — когда он услышал: «Нужно проникнуть в квартиру Корсакова». Полковника кремлевской охраны, мысленно добавил Николай.
Такими мурашками, которые с топотом пробежали по спине и оставили глубокие следы, можно было пугать международных террористов.
Крапивин ничего не знал о местонахождении Хворостенко, и Терехин решил сворачивать свое несанкционированное мероприятие. И тут услышал та-кое...
Хлопнула дверь. Видимо, Виктор ушел в ванную, Точно — послышался какой-то монотонный шелест. Потом надолго, очень надолго воцарилась тишина. Наконец послышался голос хозяйки. Она привычно наговорила несколько полезных советов, которые, возможно, пересылала в какой-нибудь журнал.
— Еще один взгляд в зеркало, и можно отправляться на вечер. Даже при дефиците времени совсем не трудно настроиться на праздничный лад. Рукопожатие станет для вас настоящим удовольствием, если вы устраните с помощью пилинга сухие чешуйки кожи. После этого смажьте кожу рук нежирным кремом... Не могу прийти в себя. Не могу забыть слов своего гостя. Не могу объяснить своего состояния. Прощу или не прощу себе то, что сама подтолкнула его к этому шагу, — дело не в этом. Пока знаю твердо одно: мне необходимо видеть, наблюдать за человеком, который решился на этот поступок. Слушать его, интерпретировать его слова по-своему, переводить его мысли, в чем-то соглашаться с ним, в чем-то нет. Понимаю, что если откажусь сама и откажу ему в помощи, то и дела-то такого не будет... Поняла, что один человек — да, один — способен отстоять что-то свое — то, что внутри, а не то, что снаружи, материальное. Он идет биться не за кусок хлеба, не за дачный участок, не за фирму, не за концерн, не за высокое кресло. Он идет отстаивать и защищать свой внутренний мир. И я хочу глубже понять этого человека, его смелость, безумность, его рассудительность, его спокойствие. Его настрой, стремления, удаленность и близость от своего-чужого мира. Понять, казалось бы, простое, но очень сложное. Что его использовали, но давали шанс восстановить справедливость. Чтобы полно отомстить, ему нужно поквитаться с еще одним человеком... Противоречивый шаг, поступок, положение...
Терехин снял наушники и мотнул головой. Эйфории не было, а какое-то состояние отстраненности, определения которому не находилось. Все реально и в то же время нереально. Однако полковник жил в мире фактов и доказательств. Ему нужны были доказательства. И он получил их на следующий день.
Крапивин: — Почему ты не хочешь говорить на эту тему? Ты знаешь адрес Корсакова?
Дьячкова: — Витя, не забивай себе голову. И мою оставь в покое. Я по горло сыта вчерашним разговором. Я слушала тебя, потому что все это оказалось для меня неожиданным, я оказалась под впечатлением.
Крапивин: — Но ты не сказала «нет».
Дьячкова: — Но я не сказала «да»...
Цыганок: — Отстань от нее!.. Когда ты понял, что тебя подставили?
Крапивин: — Когда местных парней расспрашивал. Один мне сказал: «Видел я пару раз мужика лет пятидесяти, горбоносый, с усиками, лицо желтое, как будто сала объелся. Только он на своих двоих был, с клюшкой, правда, как хоккеист носился». И квартира, где меня обрабатывали, оказалась не его. Почему ты спросил?