Убить Маргарет Митчелл
Шрифт:
БИЛЛ
Нет.
ИНТЕРВЬЮЕР
(с улыбкой в голосе)
Вы долго думали.
БИЛЛ
Это полезно делать.
ИНТЕРВЬЮЕР
Она еще дорога вам?
БИЛЛ
Нет.
ИНТЕРВЬЮЕР
Сейчас вы ответили, не задумываясь.
БИЛЛ
И оба раза – честно.
ИНТЕРВЬЮЕР
Она не дорога вам?
БИЛЛ
Нет.
ИНТЕРВЬЮЕР
Но
БИЛЛ
Я и о неонацистах снимал фильм.
ИНТЕРВЬЮЕР
Она у вас в одном ряду с неонацистами?
БИЛЛ
(раздраженно)
И она, и они мне в равной степени не дороги, но я снимаю о них фильмы. Неважно, как я к ним отношусь, – у них интересные истории.
ИНТЕРВЬЮЕР
Маргарет Митчелл известна как создатель историй.
БИЛЛ
(с короткой усмешкой)
Лучшая ее история – это она сама.
ИНТЕРВЬЮЕР
Как давно вы в разводе?
БИЛЛ
С Маргарет?
ИНТЕРВЬЮЕР
Да, хорошее уточнение: вы ведь были женаты и позже. Когда вы развелись с Маргарет Митчелл?
БИЛЛ
Шесть… Нет, пять лет назад.
ИНТЕРВЬЮЕР
Кто был инициатором развода?
БИЛЛ
Это было обоюдное решение.
ИНТЕРВЬЮЕР
Всегда кто-то говорит первое слово. Это были вы или она?
Билл закуривает новую сигарету.
БИЛЛ
Она.
ИНТЕРВЬЮЕР
Это был болезненный развод?
БИЛЛ
Любой развод не сахар.
ИНТЕРВЬЮЕР
Но вы продолжаете общаться?
БИЛЛ
Нас многое связывает.
ИНТЕРВЬЮЕР
Можно сказать, что вы друзья?
Билл брезгливо морщится.
БИЛЛ
Мы не используем это слово.
ИНТЕРВЬЮЕР
А какое слово вы используете по отношению к ней?
БИЛЛ
Пегги.
ИНТЕРВЬЮЕР
Как вы объяснили Маргарет, о чем будет этот фильм?
БИЛЛ
Я сказал, что хочу показать ее ежедневную рутину, показать, как и чем она живет, как работает над очередным романом.
ИНТЕРВЬЮЕР
Это правда?
БИЛЛ
Конечно. Объект съемки точно должен понимать, что происходит, только так и работает документалистика.
ИНТЕРВЬЮЕР
И здесь нет никаких подводных камней?
Билл поднимает руки, как бы сдаваясь.
БИЛЛ
Никаких камней. Только ничем не прикрытые, самые настоящие, омерзительные внутренности Маргарет Митчелл.
– Не думаю, что есть какое-то универсальное средство, какой-то способ написать бестселлер, – Маргарет постукивала по бокалу с шампанским идеальными острыми ноготками красного, но не вульгарного на ее руках цвета.
Она словно обдумывала, как ответить на вопрос журналистки, которая не могла скрыть радости от того, что великая и прекрасная Маргарет Митчелл не знает, что сказать сразу же. Сама же писательница явно изображала поиск идеального ответа в своей красивой голове с идеальной прической, пока все собравшиеся вокруг нее смотрели ей в рот. Все, кроме меня, разумеется.
Мы стояли в большом зале, напоминавшем своим объемом и многоязыковым гулом просторные и суматошные терминалы аэропортов. Только все его посетители были одеты в официальные костюмы и коктейльные платья. Так выглядела вечеринка после небольшой и не слишком известной литературной премии для начинающих авторов, где Маргарет была председателем жюри. Такие вечеринки, в отличие от тех, которые проходили после более статусных мероприятий, всегда старались превзойти своих известных собратьев, а потому не жалели средств на привлечение известных гостей и имитацию роскоши и популярности. Те, кто понимал истинное положение дел, а это были практически все присутствующие, принимали правила игры и изображали, что эта премия для них так же важна, как Пулитцеровская. Тем не менее проводить время на таких вечеринках после официальной части любили абсолютно все: организаторы еще не успели стать заносчивыми, а потому каждого автора, издателя, критика и журналиста здесь буквально носили на руках. Для самих же гостей это было место, где они могли себя почувствовать утомленной, но благосклонной к окружающим звездой, старающейся не замечать, как журналистки наименее известных изданий украдкой складывают в свои неуместно большие клатчи наиболее стабильные с виду канапе со шведского стола.
Именно такой звездой и была Маргарет Митчелл: в вечернем платье и с прической в стиле старого Голливуда она не казалась излишне нарядной, хотя все вокруг и были одеты существенно проще, а вела себя традиционно – как королева, которой как будто немного неловко от того, что все вокруг хотят исполнять ее желания, но не слишком неловко, чтобы этого не принимать со сдержанной благодарностью. Вокруг нее постоянно кто-то крутился: организаторы, журналисты, критики, издатели, агенты. Но в тот вечер она почему-то выбрала меня своим доверенным лицом, и каждый раз, когда я сбегала от приторных фраз кружка, воспевающего гений Маргарет, она находила меня, брала под руку и что-то доверительно шептала на ухо, как будто мы с ней лучшие подружки, вынужденные находиться на вечеринке снобов.
Отчасти так и было, только вот мы совсем не дружили. Хотя из-за участия в составе жюри этой премии нам и пришлось общаться чаще, чем раньше, ближе нас это едва ли сделало, и, не буду скрывать, винить в этом из нас двоих стоило только меня.
Я не играла большой роли в оргкомитете, отвечала за детективный блок, который был представлен откровенно плачевно. Большинство авторов балансировало на грани жанров и, кажется, подало заявку в эту категорию только потому, что надеялось на низкий уровень конкуренции. Через несколько дней меня уже подташнивало от мертвых полицейских, расследующих собственную смерть так, как будто вместе с жизнью у них отобрали и память, от конспирологических теорий, в которых загадкой оставалась только способность автора формулировать свои мысли в относительно стройные предложения, в то время как логика их содержания давно покинула страницы, а также от миллионной попытки выдать за детектив фэнтези о путешественниках во времени.
Но самое неприятное заключалось в том, что я подозревала, будто меня позвали участвовать в этом мероприятии не из-за уважения к моим успехам на том же поприще, а потому, что об этом попросила лично Маргарет Митчелл. Никто не говорил мне об этом прямо, но не нужно было быть детективом, чтобы понять: она слишком бурно обрадовалась моему появлению в составе жюри, постоянно вовлекала меня во все обсуждения и в конечном итоге оргкомитет пришел к выводу, что я какая-нибудь ее недалекая во всех смыслах родственница, которую нужно принимать всерьез хотя бы на время мероприятия. Там, где она проявляла снисхождение к окружающим, я пыталась прыгнуть выше головы.