Убить мертвых
Шрифт:
Мысль о ней наполнила душу менестреля страхом. И не из-за ее страшной гибели от меча, а потому... потому что... а вдруг эти безумцы не ошиблись? Может быть, меч был как-то освящен и обладал способностью изгонять духов — Миаль слышал, даже сам пел о таком. И если Сидди была мертвая... Он почувствовал, что вот-вот снова лишится чувств, и напрягся, чтобы не провалиться в беспамятство.
— Куда мы едем? — спросил он высокомерных всадников.
О том же самом он спрашивал Дро в то утро, когда вот так же беспомощно свисал с лошади, снедаемый лихорадкой. Дро тогда
— Это сюрприз. Любишь сюрпризы?
Лошадь Миаля перепрыгнула какую-то рытвину. Менестрель ткнулся носом в лошадиную холку, инструмент ударил его по хребту. Миаль обругал его «проклятым ящиком с музыкой», но испытал облегчение оттого, что не потерял свое единственное достояние.
Однако все прочее оставалось просто ужасным, и главное, Миаль был совершенно беспомощен. Он мог снова потерять сознание — все равно ничего не изменилось бы. Бесцветный мешок снова опустился ему на голову, и менестрель снова выпал из мира...
— Нет, — сказал кто-то.
Голову Миаля жестоко вывернули. В рот ему лилось что-то черное и обжигающее. Он глотал, давился, снова глотал. Лошади стояли неподвижно. У него было четкое ощущение, что они прибыли. Куда-то.
Миаль открыл глаза.
Лежа лицом вниз, разглядишь немного, но, кажется, они остановились на каком-то мосту или насыпи. Позади лежала бескрайняя ночь, горизонт срезал шпили и башни леса. А впереди был свет.
Один из пленителей склонился над менестрелем, заслонив ему и без того скудный обзор.
— Не смей больше падать в обморок.
— Простите, — прошептал Миаль непослушными губами.
— Мы хотим, чтобы ты въехал в город, как подобает. Невелика честь захватить тебя, обморочного и пускающего слюни, и привезти свисающего с лошади, словно тюк с грязными простынями.
— Я понимаю...
— Если ты пришел в себя, мы позволим тебе сесть прямо.
— Когда въедем в ворота, можешь покричать и пометаться немного, — безмятежно добавил другой всадник. — Чтобы показать, как ты отважен и в какой ярости оттого, что тебя пленили. Тебе ясно?
— А потом мы скрутим тебя и немного побьем, чтобы знал свое место. Это будет хорошо смотреться. И ты тоже.
— Я бы лучше... — начал Миаль, но знакомый голос резко заставил его замолчать, уронив.
— Я придумала кое-что получше.
Менестрель не мог вывернуть голову еще больше, чтобы увидеть. Но этого уже и не требовалось.
— Ладно, — сказал тот, что склонился над пленником, — что ты надумала, Сидди?
— Я придумала, — сказал голос Сидди, — накинуть ему на шею петлю из своей ленты и так ввести в город. А вы можете въехать следом.
Всадники расхохотались. Их смех был громким и угрожающим.
— Для новенькой ты что-то слишком дерзко ведешь себя, — заметил один из них.
Сидди не рассмеялась. Она соскользнула с лошади и подошла туда, где лежал Миаль, до боли вывернув шею, чтобы увидеть ее.
— Какая жалость, — сказала она. — Кажется, я не захватила с собой лент.
Вдруг путы, что удерживали Миаля привязанным к лошади, ослабли — кто-то развязал
— Не ожидал, Миаль Лемьяль? — спросила Сидди Собан. Она положила руку ему на бедро, и рука была холодна, как зимний снег. — Меня не убили. Это было испытание. Они убивают, но никогда — друзей.
И тогда Миаль посмотрел вперед.
Он увидел наклонные зубчатые стены, крепкие ворота, свет множества фонарей, столь яркий, что в нем меркли звезды, а луна казалась лишь видением. А далеко внизу он разглядел берег бескрайней водной глади. Даже с высоты городских стен были видны лишь два из расходящихся в стороны лучей-каналов.
Один из всадников хлопнул его по руке, и прикосновение обожгло морозом. К тому времени Миаль понял все. И не удивился, когда они церемонно приветствовали его: «Добро пожаловать в Тиулотеф».
Парл Дро очнулся от сонного забытья. Он велел Миалю разбудить его через три часа, но не думал, что менестрель продержится так долго. Внутреннее чувство времени разбудило охотника точно в срок.
Проснувшись, он ничем не выдал своего пробуждения. Ему понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы полностью прогнать сон. Прежде чем двинуться, он открыл глаза и оглядел гребень холма. Дро тут же понял, что менестреля поблизости нет, но его инструмент остался стоять, прислоненный к дереву, перевязь развевалась как потертый вышитый хвост. Он мог решить, что Миаль попросту отошел по нужде, однако ощущения сказали охотнику, что все вокруг будто поет и мерцает, как если бы на землю падал дождь из драгоценных камней.
Дро мгновенно сел, поднялся на ноги и подошел к тому месту рядом с инструментом, где должен был сидеть менестрель. Трава оказалась примята, но не так, как если бы Миаль сидел и караулил, а как если бы он лежал. Менестрель заснул на часах, оправдав худшие ожидания Дро. Разглядывая примятую траву, охотник почувствовал знакомые ощущения — волосы на затылке зашевелились, норовя стать дыбом, а по позвоночнику будто забегали крошечные крысята.
Парл Дро стоял и смотрел на темное море леса, затопившее долину. Луна поднялась уже высоко, но слабый ветерок едва доносил до гребня холма приглушенные звуки лесной жизни.
Потом раздался звук — тонкий и чистый, словно голос птицы или флейты, он иглой пронзил шепот листвы милей ниже. Только этот звук — и более ничего. Или просто Дро не дано было услышать больше.
Костер уже умирал. Дро добил его быстро и точно.
Он подхватил инструмент Миаля, подержал в нерешительности, потом все-таки закинул за спину. Его прикосновение, тяжесть, форма и аура словно несли в себе внутренний мир иного человека, и это отвлекало охотника.
Неожиданно для себя самого Дро выплюнул в ночь грязное ругательство. Он перевалил через гребень и спустился по коварному, почти отвесному земляному обрыву вниз, туда, где начинался лес. В паре футов ниже по склону он споткнулся обо что-то, посмотрел под ноги и обнаружил тело Миаля Лемьяля.