Убить перевертыша
Шрифт:
Мурзин покачал головой.
— Все будут пиво пить, а мне лапу сосать?
— Ехать придется за свой счет. Или за мой. Пусть это будет первой нашей жертвой во имя Отечества. Минину и Пожарскому люди последнее отдавали…
— Та-ак, первая жертва ясна. А вторая?
— Ну вот, кажется, понял.
— Понял, понял, давай выкладывай.
— Выложу. Только налей сначала. Ты поговорил, теперь я буду говорить…
Мурзин рассказывал о документах, припрятанных у кого-то в Германии, расхаживая по комнате. То и дело подходил
— Ты посиди, — сказал Мурзин, прервав себя на полуслове. — Ничего пока не трогай, я сейчас.
— А закусывать можно? — удивился Сергей.
— И выпивать. Хотя, чего ж без меня? Погоди.
Он вышел и позвонил к соседке. Валентина Ивановна вышла в одном халатике, раскрасневшаяся, с мокрыми волосами, — видно, мылась.
— Кто был этот электрик? — спросил он. Наш?
— Новенький, я его раньше не видела.
— Когда он у меня счетчик смотрел, вы были возле него?
— Я ему табуретку принесла, а потом забрала.
— И ни на минуту не отходили?
— Только за квитанциями бегала. Когда он начал ругаться. А что? — Она побледнела. — Что-нибудь пропало?
— Все в порядке. Я так.
Вернувшись, Мурзин остановился на пороге и опять стал осматриваться. Беспокойство, возникшее в нем, когда увидел сдвинутый коврик, и приглушенное Серегиной болтовней, теперь переросло в чувство тревоги. Сергей вскочил, собираясь растормошить непонятно отчего вдруг загрустившего друга-приятеля, но Мурзин прикрикнул на него так, что тот опешил.
— Сиди, не двигайся. Не нравится мне это.
— Что?
— Не знаю. Сиди.
Он знал, как и где может быть спрятан жучок для подслушивания, перетрогал все, что только можно, ничего не нашел и остановился возле кровати. Внимание привлекла подушка. Обычно, заправляя постель, он просто бросал ее, по курсантской привычке поддергивал за уголки и так оставлял. Теперь же она была аккуратно положена, а два из четырех углов наволочки вмяты внутрь.
— Тебе в туалет не надо? — спросил он Сергея.
— Нет, а что?
— А я часто бегаю. Простатит проклятый.
— Говорят, он у половины мужиков. Особенно у тех, кто с бабами редко спит. А у тебя что, до операции дошло?
— Пока нет, но по ночам часто вставать приходится.
— Ну, напомнил. Схожу, пожалуй.
Он встал, потянулся и вышел в прихожую. Мурзин кинулся за ним, закрыл дверь и, вернувшись к кровати, осторожно приподнял подушку. Под ней лежала пачка «Мальборо».
Курил Мурзин мало — две-три сигареты в день, — но никогда «Мальборо». Из принципа. И теперь он смотрел на эту пачку с удивлением и, что уж от себя-то скрывать, — со страхом тоже.
— Ого! Закурим?
Неслышно подошедший сзади Сергей, протянул к пачке руку, и Мурзин не рассчитанным
— Не трогать!
— Ты что, сдурел?!
— Без рук останешься, — с ледяным спокойствием сказал Мурзин.
Он позвонил знакомому военкому, попросил срочно прислать пиротехника.
— Сапера? — удивился военком. — Домой? Что у тебя?
— Думаю, тот случай, когда, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Может, милицию?
— С милицией погоди.
— Тогда я сам приеду.
— Давай.
Не отводя глаз от коробки, Мурзин попятился к столу и сел.
— Такие вот дела, друг Серега.
— Значит, это ты меня на всякий случай в туалет-то спровадил?
— Мало ли что. Жалко ж дурачину. А ты Родине нужен.
— Что?! Ну, хохмач!..
— Я серьезно. Ты все усек, что я тебе говорил? Оформляй визу, да побыстрей. Выпей на посошок и — с Богом.
— Прямо сейчас ехать?!
— Прямо сейчас. Не надо, чтобы тебя тут видели.
8
… Отринь гордыню, не мни себя Богом. Потому что тебе мало дано. Но в том малом, что тебе дано, ты обязан быть Богом. Ибо ты создан Богом по образу Его и подобию.
Отринь гордыню. Но и самоуничижение тоже отринь. Богу не нужны ничтожества, унижающие себя. Даже постом и молитвой. Пост и молитва для того, чтобы ты не забывал о своем предназначении исполнять волю Бога. Чтобы в том малом, что тебе дано, ты творил, созидал, обогащая себя и людей, мир. Не распознать, загубить это малое, данное тебе, и есть неисполнение Божьей воли…
Сатана говорит: "Ты червь". Божественность, заложенная в тебе, настаивает: "Ты — подобие Бога!"
Гордостью живи, но не гордыней. Будь творцом и учись в каждом видеть творца. И делай, делай, а не рассуждай. Рассуждение — лишь преддверие к делу. Помни Евангелие: "Молитва без дел — мертва". И не откладывай на потом, не забывай урок Гамлета: "Погибают замыслы от долгих отлагательств"…
Сергей мог бы дальше продолжать свою "умственную физзарядку", как он ее называл, но решил, что этого на сегодня достаточно, и вылез из-под одеяла.
Солнце уже оседлало подоконник, а это значило, что времени — не меньше девяти. Жена спала, пухлая рука ее лежала на цветастом пододеяльнике. Захотелось поцеловать эту руку, повыше, у плеча, но он знал, чем это кончится, и заставил себя отвернуться. Сунул ноги в шлепанцы, тихонько закрыл дверь, прошел на кухню, затем на балкон, откуда, с седьмого этажа, открывались замечательные виды, созерцание которых вдохновляло не меньше, чем утреннее самовнушение.
Сегодня у него было ДЕЛО. И сегодня, и завтра, и еще сколько-то дней. Не коммерческая трепотня с дебилами, у которых на уме и языке одни только баксы, а дело государственной важности, на которое сподвигнул-таки его Сашка Мурзин.