Убить Первого. Том 4

Фаатович Иван

Собственно, желание обзавестись последними и толкало одарённых в сторону каких-нибудь искусств. Алхимии, травничеству, кузнечному делу, начертанию, любому другому ремеслу или охоте на опасных тварей. И начертание мало кто выбирал — всё же, оно было почти таким же скучным и нудным, как алхимия, только без алкоголя. Увы, мастер Регин не мог научить, как с помощью своего искусства сотворить бутылку вересовки, да и не пытался. Он искренне считал себя и других мастеров выше столь низменных попыток привлечь соискателей. Может быть, именно поэтому в Доме Начертаний не было молодых, в отличие от алхимиков. Там новичков всегда хватало.

— Кое-что понимаю, — ответил Эдван безразлично разглядывая старика, — не мерь меня местной меркой, мастер. Я занимался этим ещё в

Долине Белой.

— Ладно, — чуть скривившись, проскрипел Регин. Старый мастер был высоким, худым, и сморщенным, как сушеная слива, особое сходство с которой ему добавлял тёмно-синий халат и пурпурная рубаха, — за тебя просил Орм. Пошли, покажешь, что умеешь. Если ты действительно хоть самую ничтожную малость понимаешь в нашем искусстве, в чём лично я сильно сомневаюсь, то будешь почётным членом Дома Начертаний. Но учти! — ворчливо проскрипел Регин, — наше искусство требует полной самоотдачи! Я не потерплю халтуры! Если хочешь целый день бегать в грозовое ущелье, по трактирам, бабам, или куда там ещё молодёжь шляется, лучше сразу забудь!

— Не волнуйся, мастер, в грозовое ущелье я пойду только через пару дней, — отмахнулся от него Эдван, — тело ещё не привыкло к новому ядру.

— Надо же, — ворчливо фыркнул Регин, — хоть кто-то из молодёжи додумался, что развиваться надо постепенно. Редкое явление в наши дни! Всем обычно подавай всё сразу, первое ядро не успело оформиться, они уже второе лепят. Всё торопятся за ворота вылезти, Яль пересечь. Подвиги подавай! И какой у тебя ранг, сопляк?

— Шестой, — ответил Эдван и, в подтверждение своих слов отпустил атру внутри сосуда, позволив той открыто взаимодействовать с внешним миром. Он заметил, что из-за высокой насыщенности энергией здесь, в самом сердце Перевала, было довольно трудно почувствовать чужой ранг и даже самого лёгкого сокрытия хватало, чтобы исчезнуть. Конечно, от целенаправленного изучения чувством атры он бы не спасся без доспеха Лунной тени, но пока ещё никому не пришло в голову изучать его хоть сколько-нибудь пристально. Зачем? В конце концов, это тоже не так-то просто сделать, да и он уже не чужак.

— И для кого я только что распинался про торопливых сопляков?! — фыркнул Регин, — ты чем вообще думал?!

— Поучи меня ещё развиваться, дед! — точно так же фыркнул Эдван, — все мои ядра отличные, как первое, а атра плотна, как ртуть! Может в начертании ты и мастер, но уж в развитии я обойдусь без твоих советов.

— Конечно, обойдётся он, — проворчал Регин, — прав был Орм, наглый и дерзкий без меры. Ещё сопли под носом не высохли, а уже с мастером спорит! Ничего, посмотрим, как ты запоёшь у ближайшей стены. И на начертание твоё тоже посмотрим, мелкий гадёныш.

— Смотри, чтоб глаза потом не лопнули от удивления, — пробормотал Эдван.

— За мои-то не переживай, лучше следи, как бы мозги от натуги не вскипели. Если есть, чему кипеть, — проворчал Регин в ответ.

Он ничуть не обиделся на непочтительность и дерзость Лаута. Старик не придавал таким мелочам особого значения, он и сам мало когда снисходил до вежливого общения. На всём Перевале Тысячи Гроз было лишь несколько человек, к которым вредный старик относился с искренним уважением. Всех остальных же он ни во что не ставил. Впрочем, на его грубость никто и не жаловался — давно привыкли, что возражать или спорить себе дороже. Регин обожал ворчать и ругаться абсолютно по любому поводу, особенно часто прохаживаясь по умственным способностям молодого поколения. Делал он это исключительно из врождённой вредности, а поскольку старик был ровесником Боджера, почти каждый житель Перевала был для него «молодым поколением». В отличие от привыкших местных, Эдван не владел этой полезной житейской мудростью, зато мог похвастаться редким упрямством и не умел держать язык за зубами. Поэтому, всю дорогу до Дома Начертания они со старым мастером переругивались. Вначале всерьёз, но ближе к цели уже больше из интереса и желания оставить за собой последнее слово.

Дом Начертания выглядел как круглая трёхэтажная башня, построенная почти вплотную к библиотеке. Как и большинство зданий в местной школе и казармах гарнизона, основная часть Дома располагалась внутри горы. Едва ступив во двор, Эдван почувствовал себя словно в другом мире. Двигаясь след в след за стариком, парень даже оторвался на мгновение от ворчания, и лишь через несколько секунд осознал, что же изменилось. Исчезли звуки грозы и запах сырости. Здесь, за небольшим заборчиком было чуть теплее, чем снаружи, и даже атра немного отличалась, словно была спокойнее.

— Удивлён, соплежуй? — насмешливо хмыкнул Регин, — смотри, можешь ещё свалить, пока не опозорился!

— Ага, уже бегу, — фыркнул Лаут.

— Переступишь порог, и обратного пути не будет! Опозоришься на весь Перевал!

— Напугал хассиру мышью! — хохотнул парень, — плевал я, что там кто подумает.

— И как тебе ещё язык не вырвали, — подивился Регин и, отворив двери, с хитрой ухмылкой пропустил внутрь нового ученика.

Здесь стояла тишина и пахло старыми книгами. Регин не стал утруждать себя рассказом о том, где что, и даже не стал знакомить с другими мастерами начертания, а провёл сразу в помещение в конце коридора, которое походило на помесь рабочего кабинета и мастерской. И там-то Эдван, наконец, познал всю степень врождённой вредности главного мастера. Противный старик отыгрался за все колкости и все слова, сказанные Лаутом по пути из библиотеки. Он сунул ему несколько толстых фолиантов и добрых три часа расспрашивал с невероятной придирчивостью о самых разных словах творца, магических знаках, символах и глифах, используемых в начертании. Уже через полчаса у Эдвана начала пухнуть и болеть голова, а под конец этого «небольшого» экзамена он, кажется, наловчился выдёргивать описания знаков прямо из памяти прошлой жизни. Но даже так ответил едва ли на половину вопросов Регина, который едко комментировал каждую неудачу. Всё же, искусство начертания не стояло на месте эти пятьсот лет и за это время успело появиться достаточно интересных конструкций и техник, о назначении которых Эдван мог лишь догадываться по виду линий.

Закончив с фолиантами, старик заставил Лаута продемонстрировать практические навыки — выписать несколько омерзительно сложных символов самыми разными способами. Кистью, пером и пальцем на толстой бумаге, длинной палочкой для письма на глине, штихелем на небольшой бронзовой бляхе и даже зубилом на куске камня, что длилось особенно долго, а под конец, когда Лаут уже перестал реагировать на насмешки и следил лишь за тем, чтобы руки не сильно дрожали, заставил сделать небольшой светильник из круглой деревяшки, зажигательную пластину из кусочка меди, и наложить на железные наручи любой рисунок для укрепления и пристально следил за каждым движением юноши, пока тот работал. Разумеется, всё по памяти, без каких-либо книг.

— Хм… — брезгливо хмыкнув, Регин отложил в сторону наручи, внимательно изучив на них каждую чёрточку. Эта его раздражающая привычка щуриться и едва ли не обнюхивать получившиеся символы уже изрядно подбешивала Эдвана, но тот не возмущался. Он заметил, что во время его работы мастер был сосредоточен и молчал. Ворчать он начал только, когда парень закончил, и продемонстрировал своё творение. Регин немного поигрался со светильником, зажёг огонёк на медной пластине, покрутил в руках наручи и, со страдальчески тяжелым вздохом уселся в кресло напротив Эдвана, который всё ещё оставался на рабочем месте в окружении кистей, бумаги и инструментов.

— Ладно, — ворчливо каркнул Регин, — кое-что ты умеешь. Были бы наручи из металла получше, не стыдно было бы даже кому-то продать. А так всучим страже, с очередной бронёй. Может, кстати, ты их и получишь…

— Не получу, у меня свой доспех, — покачал головой Лаут, немного расслабившись.

— Значит, не получишь, — безразлично пожал плечами Регин, после чего вдруг опомнился и сурово нахмурился, — Но не обольщайся! Да, признаю, кое-что ты смыслишь! Удивительно, конечно, для твоего возраста, но это именно «кое-что»! Ничтожно мало! Чуть больше пустоголового сорокалетнего лба, который только-только переступил порог Дома!