Убить садистов

Безымянный

Но Сергей уже пришел в себя полностью: он снова ощущал себя Жестом — давно испытанным быком, которому можно доверять и который хорошо осознает свои силы и возможности.

— Алексей! Во время махача с этими придурками за одним столом сидело четверо лохов. Сначала Чирик в тот стол вбился, а потом новенький из зелепукинских: я его туда послал. Стол перевернулся, а под ним и была наша сумка. Они все ушли, а потом баба вернулась! За сумкой!

В это время в комнату отдыха осторожно просочилась новенькая девочка из бухгалтерии. Она несла в руке мобильный телефон Купавы.

— Вас спрашивают, — доложила она руководству, окинув совершенно равнодушными глазами комнату.

Купава удивленно хлопнул себя по карману пиджака, шепотом выругался и взял трубку.

— Алло! — произнес он доброжелательным тоном и махнул рукой девочке — мол, проваливай. — Конечно я… Как?.. Ясно… Ясно… Хорошо, держи меня в курсе… Нет-нет, ты все делаешь правильно. Пока.

Закончив разговор, он оглядел свой штаб:

— Чирик в третьей горбольнице. Без сознания. Состояние хреновое. Врачам уже забашляли, ствол наши люди вытащили. Ментов пока не было, да, похоже, и не будет, а что им — обычная драка, бытовуха. Там же один из этих шакалов зелепукинских.

— Слышь, Леша. — Гаврилыч покашлял и продолжил тонким голоском: — Больно уж не похоже на подставу-то. Странно все как-то получается. Я вот посмотрел сумочку-то — думаю, перепутали, не иначе: хрень там, в сумочке, и открыточка поздравительная. Написано…

Гаврилыч достал открытку, как фокусник, непонятно откуда, и отставил ее на вытянутой руке.

— Так, где же эта херня? А, вот: «Желаем тебе перестать быть антисемитом и заполнить своими картинами Эрмитаж».

— Я не понял тебя, Витя, — осторожно сказал Купава.

— Краски! — подсказала от окна Надька. Там коробочка была с красками.

— Вот! — поднял указательный палец Гаврилыч и опять замолчал.

— Не похоже, что он спер, — снова подала голос Надька. — Зачем же тогда он приперся, мудак? Скорее всего, эти кретины перепутали.

— И с ментами дружить Сережке никак нельзя, — сказал Гаврилыч. — У него причины есть не дружить, ты же помнишь, сынок? — Голос Гаврилыча стал сладким-сладким. Он намекал на кое-что общеизвестное в этой компании, и все присутствующие задумались.

— А если это Толян все так складно расписал? — раздраженно заговорил Купава. — Быков своих посадил за стол, а подставных с похожей сумкой — за другой? Что тогда?

— Глотку порвем, коли так, — тем же ласковым голосом сказал Гаврилыч. — Толик совсем распустился, не хочет жить спокойно.

Купава бросил быстрый взгляд на своего советника и снова повернулся к Жесту:

— Где ту бабу думаешь искать? Скажешь «не знаю» — заставлю собственные яйца сожрать!

Жест напрягся и соображал. Сейчас, когда ситуация стала проясняться — по крайней мере, очень хотелось на это надеяться, мысль у него заработала сравнительно четко. Он молчал и вспоминал все, что было в этой поганой забегаловке. От этих усилий у него выступил на лбу пот, но он не решался его вытереть. Все молчали, смотрели на него и ждали, что он наконец скажет.

— Ту бабу я найду через другую, — тихо сказал Сергей и продолжал быстрее и увереннее: — Их же четверо было за столиком. Двое на двое. А вторую официантка узнала, и они вроде встретиться договорились. Я помню, слышал.

Сергей замолчал и впился глазами в Купаву: что теперь он скажет.

Купава подергал шеей и повернулся к Гаврилычу:

— Что делать будем, Вить? Пусть поищет, вдруг найдет?

Гаврилыч остро взглянул на Жеста, будто хлыстом стегнул:

— Дай ему Вареника, что ли. Ты, Сережка, — обратился он к Жесту, — если не виноват, то и не бойся ничего. Исправишь свою ошибку — долго жить будешь. Смотри только: ты в кафешке этой уже нарисовался — не светись там больше, не надо нам ссориться с ментами, не то время! Хорошо меня понял?

Сергей кивнул.

— Вареник! — обратился Купава к братку с автоматом.

Вареник все время подпирал стену, но за Сергеем смотрел зорко: постоянно водил стволом при любом движении допрашиваемого. Оторвавшись от стены, охранник сделал два шага по направлению к дивану, на котором сидели Купава и Гаврилыч.

— Ты, Вареник, за него отвечаешь, а ты, Сережа, — за товар. Я тебя, Сережа, не пугаю, но товар лучше найди. Понял?

— Я понял, Алексей, — с готовностью отвечал «подследственный». — Пистолет можно взять?

— А зачем он тебе? — удивился Гаврилыч. — Иди, Сережка, без волыны, а то ты понервничал немного. Не нужна она тебе.

— Все решено. — Купава поднялся. — Оба вперед, работать, а мы с тобою, Вить, пойдем, подумать нужно.

Сергей медленно вышел из комнаты отдыха и, покачивая головой, направился в туалет. До того перенервничал — дверь забыл за собою запереть. Долго пил воду из-под крана, умывался и все никак не мог оторваться от воды. Очнулся только после того, как почувствовал легкое похлопывание по плечу. Оглянулся — Вареник.

— Пошли, хватит плескаться, — сказал он.

Вареник был уже одет в черную куртку, кепку надвинул на самый нос. Автомат у него висел на плече под курткой. Разрешения на оружие у Одежки отродясь не было, да и какое на автомат разрешение!.. Зато лежала всегда в нагрудном кармане очень полезная справочка с синей печатью: в ней значилось, что он абсолютный шизофреник и непредсказуемый психопат и поэтому его необходимо бережно лечить. И систематически он действительно зависал в городской психушке! Чем он там занимался — не рассказывал, но когда возвращался, здорово веселил пацанов историями про дураков и медперсонал.

Они вышли вместе, Вареник на шаг сзади. Сергей сделал вид, что не обращает внимания на это, хотя приятного было мало.

Малыш уже сидел перед дверью и щелкал семечки.

— Будешь? — протянул он Сергею кулечек.

Тот не отреагировал.

Подойдя к своей «десятке», Серега сунул руку в карман и вспомнил, что все оставил в комнате отдыха. Он повернулся, чтобы сказать об этом Олегу, но неожиданно машина подмигнула и щелкнула замками. Улыбающийся Вареник протянул ему пульт и права.