Убить в себе жалость
Шрифт:
Они сидели за столиком открытого кафе, в основном говорил Норик; и чем больше времени они проводили вместе, тем настойчивее, но вполне корректно он переводил разговор в интимное русло. Армянин говорил с еле заметным южным акцентом.
Андрей Яцкевич привычно освоился в компании двух миловидных девушек и, обняв Ольгу за плечи, что-то шептал ей на ухо.
Для подобных случаев все было готово: двухкомнатная квартира, тяжелые плотные шторы, которые даже в солнечный день не пропускают свет, приличный набор армянских коньяков и вин, легкая музыка.
Может быть, подруги поступали
Внезапно дал знать о себе запищавший пейджер. Норик прочел сообщение и простонал:
— Как же не вовремя…
— Что случилось? — спросил Андрей.
— Родственники приезжают, придется ехать на вокзал. Машину дашь? — спросил он.
Андрей молча полез в карман. Оганесян подумал, что за ключами, и протянул руку, но Яцкевич вложил ему в ладонь мятую десятку и пояснил:
— На такси. До вокзала как раз хватит.
Яцек не поверил тогда приятелю, скорее всего, Норик получил сообщение от очередной подруги или еще что-то; встречать родственников — было грубо даже для Андрея.
Он первый извинился за внезапный уход товарища и проводил его долгим взглядом.
Андрей тоже не стал задерживаться, предлагая девушкам место в машине.
Яцкевич любил быструю езду, он напрасно сигналил навороченному джипу, который чинно двигался по крайней левой полосе, не думая перестраиваться. Андрей обошел его, выезжая за осевую, и резко затормозил на красный свет светофора. Столкновения удалось избежать только благодаря безотказным тормозам "форда". Джип встал как вкопанный, его двери распахнулись, выпуская пару крепких ребят. Не сговариваясь, они молча снесли боковые зеркала с "девятки" Яцкевича, пару раз приложились по крыше и через тонированные стекла пытались разглядеть водителя.
Андрей не сразу отозвался на стук, несколько секунд он смотрел на побледневших девушек, затем распахнул дверцу.
Парни ожидали чего угодно, только не нападения. Яцкевич с шагом в сторону прямой рукой нанес сильный удар в шею противника и левой ногой под колено. Парень рухнул возле машины. Второго Яцкевич уложил несколькими хорошо отработанными ударами руками. Потом посшибал с "форда" зеркала и выбил заднее стекло.
Этот день Андрей помнил очень хорошо. Как-то быстро и неестественно, что показалось странным, Норик покинул компанию. Если это он совершил преступление и именно в этот день, то еще более странным выглядел его внезапный уход. По идее, должен заранее знать о часе, месте и так далее, а тут, выходит, кто-то скинул ему на пейджер сообщение: не забыл, мол, что предстоит работа? А почему бы и нет? Ведь Рожнов сегодня наглядно продемонстрировал, что может поставить перед фактом.
— Сумбурно.
— Что? — не понял Оганесян, глянув на Андрея.
— Я говорю: сумбурно все вышло. Обычно так не делают. Вообще мне не понравилось, как будто я парню проветрил мозги за превышение скорости. Ехал человек, ехал, потом решил давануть на тормоз…
— А ты ничего ему не припел? — с подозрением в голосе спросил армянин.
— Мы оба молчали как рыбы. Но он вдруг занервничал, когда ты на обгон пошел. Видно было, что парень ждал неприятностей, шарахнулся от простого маневра. Потом вдруг как заорет: "Это ты?!"
— Ну а ты? — Норик снова повернул голову.
— Я говорю: "Манты!" — И прекратил разговор. Еще чуть-чуть, и он угробил бы нас обоих. Поэтому я и говорю — сумбур. Не люблю так работать. За каким, спрашивается, хреном, писал я однажды о своих качествах? Чтобы в один прекрасный момент мне дали вонючий газовый пистолет, посадили в машину: мол, дернется водила, убей его.
— Тебе надо расслабиться. — Норик по себе знал, что за такими разговорами кроется крайнее возбуждение. Вскоре оно пройдет. Например, на Норика обрушивался небывалый аппетит, он глушил водку стаканами и не пьянел; притуплялись чувства, проходила дрожь, которая давала знать о себе спустя час или даже два после выполнения работы.
— Надо, — отозвался Андрей, прикуривая очередную сигарету. — Посидим вечерок в кафе, а, Норик?
— Не, — Оганесян покачал головой, — сегодня я занят.
— Ладно, попробую Белую Ногу сосватать. Кстати, ты не знаешь, его братан уехал в загранку?
— Нет еще, точно знаю. Завтра он играет последний матч. Белый приглашал, я говорю, завтра посмотрим.
— А меня не пригласил.
— Не бери в голову, еще надоест со своими просьбами, про судью десяток-другой раз вспомнит. Если что — пойдешь на игру?
— Я лучше в тир схожу. Не нравится мне баскетбол — бегают по площадке полтора десятка орясин за большим апельсином, руками машут… Из всех видов спорта мне нравятся только одиночные поединки.
61
Олег Шустов встретился с полковником Рожновым в половине одиннадцатого вечера возле кинотеатра "Огонек". До ночного сеанса оставалось полтора часа, молодежь оккупировала две трети столиков в огороженной площадке кинотеатра.
Рожнов глазами отыскал свободное место и первым шагнул за низкое ограждение, пренебрегая калиткой, которая, по несуразному замыслу оформителя, была двухметровой высоты. Шустов проследовал за начальником.
Оглядевшись, полковник одобрительно покивал головой: они уже второй раз встречаются на этом месте при минимуме публики.
Самолично прибыть в Юрьев Рожнова заставили не только дела, связанные с Валентиной Ширяевой. По-прежнему полным ходом шла подготовка к встрече с Мусой Калтыговым. Он не хотел срывать командира группы с места даже на четыре часа, три из которых Шустов провел бы в дороге, а час ушел бы на инструктаж.
В этом кафе не было официантов, все, что было в ассортименте, отпускалось непосредственно со стойки. Полковник взял инициативу на себя и вскоре вернулся на место с двумя пол-литровыми стаканами ледяной пепси-колы.