Убить волка
Шрифт:
Чан Гэн вздрогнул – по всему телу бежали мурашки. Ровное движение крови сменилось бесноватым потоком – настолько стремительным, что Чан Гэну мерещилось: он был в силах расслышать, как кровь, пульсируя, билась в его собственных жилах. Неведомое тепло проникало в каждый уголок его бытия, изнутри обжигая мальчишку.
Чан Гэн быстро встал и убрал волосы. Смущенный, он возмутился:
— Не шути так со мной!
В детстве Гу Юнь часто болел, что привело к отставанию в росте. Будучи тринадцатилетним подростком, он выглядел, как маленький мальчик. Поэтому
Он нерешительно убрал ладонь, заложив обе руки за голову, и обратился к Чан Гэну:
— Я не женат. И, разумеется, у меня нет своих детей. У меня никогда не было ни братьев, ни сестер. Поэтому неизбежно то, что я не могу должным образом позаботиться о тебе. Мне будет очень трудно догадаться, как поступить, если ты будешь недостаточно искренен со мной. Если ты скрываешь какие-то обиды или тайны, не прячь их в своем сердце, хорошо?
Тон его голоса был глубоким грудным с нотками дразнящего лукавства – приятным на слух. Он достиг непорочного юного уха, отчего волосы мальчика встали дыбом, а спина покрылась колючей испариной.
Чан Гэн лихорадочно соображал: "Он всего лишь задал несколько глупых вопросов, разве не так? Почему я чувствую себя так, будто выхожу на поле боя?"
— Ваше Высочество, будьте великодушны к своему подданному, – попросил Гу Юнь с хитрой улыбкой, похлопав по месту рядом с собой. – Давай, ложись рядом и расскажи мне побольше о своем кошмаре.
При одном упоминании о сновидениях внутренний огонь Чан Гэна постепенно угас. Он смотрел на Гу Юня еще некоторое время, с трудом сдерживая желание открыть тайну о своем проклятии. Однако для начала ему не терпелось разузнать кое-что еще, и он задал вопрос:
— Шилю, есть ли в этом мире яд, способный свести человека с ума?
Гу Юнь недовольно вздернул брови:
— Кого это ты назвал «Шилю»?
Несмотря на то, что он сделал мальчику выговор, на самом деле он не обратил на это особого внимания. После паузы он все же приступил к объяснению:
— Мы живем в очень большом мире. На обширных землях западных стран растут разнообразные виды трав и растений, которых нет на наших Центральных равнинах. Не говоря уже обо всех их божественных существах и богах, о ком истории передаются из поколения в поколение. У чужеземцев есть много секретов и уловок, какие мы не в состоянии разгадать.
Сердце Чан Гэна вздрогнуло; пальцы сжали изуродованный черный Су Чжун Сы на груди.
Гу Юню показался этот вопрос подозрительным, и он поинтересовался:
— Почему ты спрашиваешь об этом?
Пальцы Чан Гэна похолодели. Конфликт в его голове сам собой разрешился.
С грустью в голосе он произнес:
— Да так... Просто когда-то видел сон, в котором я предстал сущим безумцем, что забрал множество невинных жизней.
После, не дожидаясь ответа Гу Юня, Чан Гэн первым прервал тишину:
— Все эти сны никак не связаны с реальностью.
Он принял окончательное
Несмотря на излишнюю самоуверенность, он так и не решился узнать мнение Гу Юня о том, что могло поджидать его в будущем.
Чан Гэн понимал, что даже если бы его тело оказалось целиком поражено ужасными язвами, его маленький ифу никогда не оставил бы его в одиночестве. Однако, что случится, если Гу Юнь узнает: Чан Гэну уготовано, в конце концов, стать вздорным безумцем?
Он инстинктивно загорелся желанием поговорить, но все же решил не акцентировать на этом внимание, меняя тему:
— А тебе когда-нибудь снились кошмары?
Гу Юнь выпалил:
— Как это возможно?
Маршал тут же вспомнил слова Шэнь И, что с Чан Гэном следует вести себя откровеннее. Он почувствовал, что его ложь зашла слишком далеко. Прокашлявшись, он произнес:
— Нет... Ну... Когда поза для сна выбрана неправильно, это иногда может вызвать нехорошие сны.
— И что тебе снится? — спросил Чан Гэн.
Гу Юнь не любил говорить о личных переживаниях. Обсуждая нечто подобное, он чувствовал себя столь же отвратительно, как если бы пресекал улицу голышом. Он безучастно ответил:
— Всякая ерунда, о которой я забываю по пробуждении. Поспеши и ложись спать, небеса скоро начнут светлеть.
Чан Гэн не шелохнулся.
Тем не менее, спустя какое-то время, когда Гу Юнь украдкой взглянул на мальчишку, то заметил, что тот смотрел на него широко открытыми глазами. Гу не мог расправиться со своей головной болью.
— Хорошо, – выдохнул он и принялся шарить в закромах памяти, а после заговорил тоном, словно убаюкивал малыша:
— Когда я был ребенком, мне снилось, что я оказался закрытым в темном страшном месте, где не мог видеть даже собственных пальцев. Единственное, что я знал, так это то, что меня окружало множество чудищ, и я был вынужден бежать. Возможно, мне снилось это оттого, что мои ноги не были вытянуты. Говорят, если не вытянуть ноги, то во сне не сможешь быстро бежать. Я бежал из последних сил, но меня не покидало чувство, что мои ноги и ступни сделаны из ваты – чем больше я старался ускориться, тем медленнее бежал.
Чан Гэн спросил:
— А что было потом?
— Потом, разумеется, я просыпался в холодном поту, что же еще могло быть?
Но, Гу Юнь отказывался признавать тот факт, что просыпался он именно от страха, поэтому он решил убедительно соврать:
— В конце концов, мне это надоело. Не знаю, как, но я достал огромный меч с золотой гравировкой и одним взмахом уничтожал всех монстров, преследовавших меня, а затем проснулся с чувством удовлетворенности.
Чан Гэн промолчал.
Он бы хотел услышать от ифу несколько серьезных слов, но, похоже, это было просто невозможно.