Убить время
Шрифт:
– А, это мой приятель, – хихикнула девица. – Он иногда бывает таким грубым. Но меня это заводит.
Да, это то, что нужно, решил Фокс. Она подойдет.
– Вам стоит показать это доктору.
– Ничего страшного, – вспыхнула девица. – Это всего лишь синяки. Они у меня всегда.
Дорис пихнула ее в бок.
– Ой, я что-то не так сказала? Дорис говорит, что я все время болтаю какую-то чушь.
– Дорогая моя, вы просто очаровательны, – сказал Фокс. – Давайте-ка я лучше посмотрю ваши синяки.
Ее глаза округлились.
– Вы хотите сказать, что вы настоящий
– Совершенно верно. – Он непринужденно повел ее сквозь толпу в сторону стоявшего неподалеку «ролс-ройса». – Вот и все, леди, – с очаровательной улыбкой сказал он сопровождавшей его толпе. – У меня есть небольшое, но очень важное дело, которым я должен срочно заняться.
Женщины разочарованно вздохнули. Одна из них крикнула, что любит его. Он дружески пожал ее руку.
– Стремитесь стать как можно лучше, – искренне сказал Фокс.
Женщина восторженно взвизгнула.
В машине Фокс предложил блондинке бокал шампанского.
– Я обожаю шипучку, – сказал она. – Однажды я сломала руку и мне пришлось принять обезболивающий алка-зельцер. Мне так понравилось!
– Что, ломать руку?
Она рассмеялась:
– Нет же, глупый. Шипение. А руку я вообще не чувствовала.
Фокс замер.
– Она что же, не болела?
– Не-а. Один мой случайный знакомый – он работал на карнавале – сказал как-то, что есть специальное слово для такого типа людей, как я. Ну для таких, знаете, которые не чувствуют боли. Я знаю, это странно, но так со мной было всегда…
– Лошадь, – сказал Фокс, в упор уставившись на девицу.
Это было как раз то, что нужно. Именно то, что нужно, и даже немного больше.
– Ага, точно – лошадь! Он так и сказал. Может, вы его знаете – Джонни Калипсо, татуировщик?
– М-м-м, сомневаюсь, – пробормотал Фокс.
Вечер обещал быть замечательным.
«Ролс» остановился под козырьком здания на Пятой авеню. Навстречу шагнул швейцар и помог выйти из машины.
– Между прочим, меня зовут Ирма, – сказала девица. – Ирма Шварц.
– Очаровательно, – сказал Фокс.
Ирма была чудо. Фокс начал с булавок и переходил постепенно к иголкам, веревкам, хлыстам, цепям и огню.
– Что, все еще не больно? – изможденно выдохнул он.
– Нет, док, – произнесла Ирма, отхлебнув из бутылки шампанского, которую она прихватила с собой из машины. – Я же говорила – я лошадь.
– Вы сенсация!
– И вы тоже, Фокси. Бег изменил мою жизнь. На прошлой неделе. А до этого, я каталась на роликовых коньках. Правда, сломала нос. После этого я как следует не различала запахов и пришлось сделать операцию. А до роликов я каталась на доске. Очень неплохо. Только бросила это дело, потому что мне не нравилось, когда меня называли жопой. Понимаете, когда тебя поколотит собственный приятель – это одно, но когда какой-нибудь полный придурок называет тебя жопой – это, ну, вы понимаете…
– А когда нос сломала, тоже не было больно? – спросил он, дергая ее за волосы.
– Ну конечно нет. Я же говорила, что абсолютно ничего не чувствую. Ну вот, а до этого, до роликовой доски, я танцевала. Но начала очень
– М-метрополь, – пробормотал Фокс, впиваясь зубами в плечо Ирмы.
– Я там работаю. Я ведь стриптизерша. Они чуть не умерли, когда прочли в анкете, сколько мне лет. Клянусь, вы тоже не угадаете.
– Меня это не волнует.
Он снова был на пути в рай.
– Нет, пожалуйста, угадайте.
Вздохнув, Фокс сел.
– Двадцать, двадцать пять?
– Сорок три!
Фокс глубоко выдохнул:
– Сорок три? – На ее лице не было морщин, никаких других следов того, что Ирма Шварц существовала на белом свете дольше двух десятков лет. – Ты и вправду лошадь, – задумчиво произнес он. – Редчайшая порода лошади.
– Я как-то читала об этом в книге Рипли «Хотите – верьте». У меня в организме есть особое вещество. Не то, что я его принимаю как лекарство по необходимости, нет. Оно просто там находится. Доктора называют его прокатин.
– Прокаин, – отвлеченно поправил Фокс.
Его мозг лихорадочно работал. Ирма Шварц была слишком хороша, чтобы быть реальностью. То, чем она обладала, было более ценно, чем все достопримечательности мира. И было бы слишком эгоистично держать ее только для себя. Она принадлежала всему миру.
– Да, точно. Прокаин.
– Ты счастливая, – сказал Фокс. – Люди платят многие тысячи долларов, чтобы получить то, что тебе досталось задаром. Все сорокатрехлетние женщины хотели бы выглядеть на двадцать. Долгие годы прокаин использовался военными. В небольших количествах он может служить как обезболивающее. Он принадлежит к одной группе с новокаином и кокаином, но вырабатывается только человеческим организмом. А в больших дозах это вещество замедляет процессы старения. Теоретически он может вообще остановить старение, позволяя людям на протяжении всей жизни оставаться молодыми. Но конечно это только в теории. Это вещество слишком редкое, чтобы использовать его в таких количествах.
– Ну как вам это нравится? – сказала Ирма. – В моем организме плавает что-то, стоящее больших денег.
– Огромных денег, – заметил Фокс. – Любая европейская клиника заплатит целое состояние за твой прокаин.
– Да? – просияла Ирма. – Может, я могу продать немного? У меня же его слишком много, правда?
Фокс улыбнулся.
– Боюсь, что это невозможно. Его можно получить только из мертвого тела.
Ирма хихикнула.
– Ну тогда я лучше буду танцевать в «Метрополе».
Фокс щелкнул ее по уху с выражением нежности на лице.
– Я сейчас приду.
Он вернулся через минуту.
На руках были резиновые перчатки. В левой руке он держал медицинского вида коричневую бутылку, в правой – большой кусок ваты.
– Что это? – спросила Ирма.
– Кое-что, способное свести тебя с ума.
– Как наркотики, да?
– Почти.
Он смочил вату содержимым бутылочки. Испарение обожгло ему глаза и заставило перехватить дыхание.
– Знаете, вы так добры ко мне, – хихикала Ирма, – сначала шампанское, теперь вот это…