Убить зону
Шрифт:
Петля хотел было уже придумать какую-нибудь отмазку, чтобы не вдаваться в подробности, но Грыня, казалось, уже и сам потерял интерес к собственному вопросу. Он сунул руку в развалившийся у его ног рюкзак, выдернул и протянул Петле пузатую, со вмятинами в боках, армейскую флягу.
— Хочешь глотнуть крепкого? Вкуснятина, напиток богов!
Петля невольно облизнулся: после всех перенесенных стрессов выпить хотелось неимоверно. Соблазн был велик и, в конце концов, — кто может запретить глотнуть на привале немного горячительного? Он принял из рук Грыни фляжку, свинтил крышку, повисшую на цепочке, и хорошенько хлебнул из горлышка. Одним лишь злым духам Зоны известно, что за адская смесь была в сталкерской
— Что это? — просипел Петля.
— «Ведьмин студень», — довольно пояснил Грыня, также прикладываясь к фляжке. Посмаковал, причмокивая. — Собственный рецепт, секрет фирмы.
Петля вдруг почувствовал, как приятное тепло охватило тело, и тут же перестало жечь горло. Он протянул руку:
— Можно еще глоточек?
— Только не увлекайся, — усмехнулся сталкер, протягивая флягу. — Эта штука слона с ног срубит.
Через несколько минут Петля уже активно выкладывал Грыне свою историю, несколько заплетаясь потяжелевшим языком. Этот Грыня оказался мастером вытягивать нужную ему информацию. И, похоже, во фляжке-то была настоящая «сыворотка правды». Так что скоро Петля, активно жестикулируя, уже вопрошал задумчивого Грыню:
— Вот спрашивается, чего такого он мог просить у Монолита, а? Ну что ему, этому Буке, надо?!
Грыня, раскуривший к этому времени какую-то подозрительную самокрутку, прищурившись на соседа, сказал негромко:
— А отчего же, Бука тоже человек, хоть и нелюдь. И уж кому-кому, а ему найдется, чего попросить у Монолита. Если он не врет, конечно, что был там. Хотя не слышал я, чтобы Бука хотя бы раз в своей жизни соврал.
— И что же? Что же он мог попросить?
— Ну конечно, чужая душа — потемки, — резонно заметил Грыня. — Но было дело, приключилась с ним одна штука…
И сквозь едкий дым самокрутки Грыня поведал эту мрачную историю.
Оказывается, не всегда Бука был таким добровольным изгоем. Когда-то он пытался стать одним из них — обыкновенных людей, если таковыми вообще можно считать сталкеров. И обретался он не где-то — а тут, в среде «свободовцев». И не потому, что предпочитал анархию, скажем, службе у военных сталкеров. Просто был здесь некогда сталкерский бар — аккурат в подвале вон того сарая. А была в том баре одна шмара — стриптизерша. Точнее, было их там несколько, а в эту (Милка, кажется, ее звали) и был влюблен Бука…
— Влюбленный Бука? — пьяно хохотнул Петля. — Даже не представляю!
— Не перебивай! — сказал Грыня и погрозил Петле двумя пальцами с зажатой между ними дотлевающей самокруткой. И продолжил рассказ.
Шмара эта была не то чтобы какая там красотка — так себе была, но вот Бука в ней души не чаял. Наверное, именно из-за нее он и связался со сталкерами, пытаясь стать нормальным членом группировки. Начал вовсю тягать хабар из Зоны, деньжата у него завелись. Походу, девка эта и водилась с Букой только из-за денег, но он-то, дурак, был совсем зеленый, дикий какой-то, в подземельях да на болотах выросший — чудище из Зоны. И то, что она от него не шарахалась, как от кровососа, уже само по себе достойно уважухи. Неизвестно, чем бы вся эта романтическая байда закончилась, да только приключилась с той крошкой одна очень неприятная история. После крупного выброса, когда Зона снова начала расползаться, как гнойная язва, примчался Бука сюда — спасать свою любовь. А здесь все уже на ушах стояли: мутанты прут, как бизоны во время гона, аномалии возникают, как грибы после дождя. Вот так… Но Буку всем этим не удивишь, на то он и Бука. И вот он нашел свою подружку и уже, вроде как, вытащил из бара, куда ломились взбесившиеся зомби. А девка возьми да и влезь прямехонько в свеже-возникшую
Грыня прервал свой рассказ и стал медленно скручивать новую самокрутку. Лизнул краешек, прогладил, сунул в рот, прикурил от головешки и сказал:
— Вот с тех пор Буку среди людей и не видели. Словно он обозлился на весь мир. Хотя и странно это: ведь не люди с его подружкой все это сотворили, а Зона. Она вроде как ему пальчиком погрозила: «Ты, мол, не воображай, что такой же, как все эти людишки. Я, мол, тебя породила, и жить ты будешь так, как я тебе скажу…»
Петля медленно поднялся с бревна. Его качало, перед глазами все плыло — то ли от этого адского «ведьминого студня», то ли от жуткого рассказа Грыни. Он шел куда-то, шатаясь, на него равнодушно косились отдыхающие сталкеры. Петле было муторно и страшно, перед глазами то и дело возникала эта дикая, невообразимая картина, словно он смотрел на мир глазами самого Буки: вот он стоит, держит за руку живую, красивую девушку, она делает шаг, и вдруг — раз! С треском лопается череп, и навстречу, сквозь вывернутые мышцы и ребра, прямо ему в руки выскакивает ее все еще бьющееся сердце. И он стоит с этим трепещущим сердцем в руках, а перед ним медленно оплывает растерзанный труп…
Петля рухнул на колени. Его вырвало. Еще раз — словно тоже выворачивало наизнанку. Силы вдруг оставили его — и он отключился.
Когда он поднял тяжелые, будто налитые свинцом веки, то понял: башка сейчас лопнет от боли.
— Эй, малый! — донесся сверху голос Мауса. — Ты как там вообще — живой?
Петля застонал и заставил себя сесть. Огляделся. Похоже, он выспался в собственной блевотине. Ничего себе сочетание — «ведьмин студень» с тридцатилетними кильками…
— На, пей! — сказал Маус, протягивая пластиковую «литрушку» с водой.
Сталкер выглядел очень недовольным. Он нетерпеливо следил за тем, как жадно глотает воду его вынужденный попутчик, как пытается смыть с лица следы блевотины.
— Давай, вставай, — сказал он. — Бука нас ждет.
Это было похоже на какой-то акробатический трюк — настолько сложным оказалось подняться на ноги. Притом каждое движение отдавалось в голове острой болью. Но Петля взял себя в руки — и покорно поплелся за Маусом. И снова на него смотрело множество глаз, но уже с каким-то другим выражением. С интересом, что ли…
На краю поляны ждал Бука. Он молча сидел на перевернутом деревянном ящике. Здесь было много таких — наверное, приспособленных под стулья. Петля рухнул на один такой ящик, и гнилые доски затрещали под ним. Напротив уселся Маус. Петля поймал взгляд Буки: тот смотрел на него хмуро, неодобрительно. Петля пытался сообразить, что происходит, но мысли отказывались складываться в логические связи. Было просто хреново.
— Ты зачем все про нас растрепал, чмо болотное? — угрюмо поинтересовался Маус. — Почему весь лагерь только и болтает, что про Буку, Монолит и его желание? Тебе что, моего предупреждения было мало, надо было язык отрезать?
— А что я такого сказал? — пробормотал Петля, облизывая пересохшие губы.
— А ничего такого, — недобро усмехнувшись, сказал Маус. — Только по твоей милости нас теперь здесь психами считают, и Кислый отказывается давать нам оружие. И в Темную долину нас не пропустят. Вот так. И что делать будем, а?
В руках у Буки был теперь его кошмарненький обрубок-ПДА, на экране которого что-то бледно мерцало.
— Идти надо, — поведал Бука. — Дальше, в Темную долину — сигнал идет оттуда…