Убитая пирамида

Жак Кристиан

– Вы заблуждаетесь. Вы должны привыкнуть к мысли, что вам придется жить вдали от меня; ваша работа ждет вас в Мемфисе, моя – здесь, в Фивах.

– При чем тут моя работа!

– Не отрекайтесь от своего призвания. Разве вы допустили бы, чтобы я бросила лечить людей?

– Требуйте чего угодно, я повинуюсь.

– Не такой вы человек.

– Единственное мое стремление – с каждым днем, с каждым часом сильнее любить вас.

– А вы не преувеличиваете?

– Если вы откажетесь стать моей женой, я исчезну.

– Ставить меня перед таким

выбором недостойно вас.

– Да нет, я не хотел. Вы будете любить меня, Нефрет?

Она открыла глаза и грустно посмотрела на него.

– Вводить вас в заблуждение было бы нечестно.

Она ушла, легкая и грациозная. Несмотря на зной, Пазаир окоченел.

29

Не такой был Сути человек, чтобы долго наслаждаться покоем и тишиной храмовых садов. Поскольку жрицы, среди которых попадались хорошенькие, больными не занимались и оставались вне досягаемости, он общался только с хмурым санитаром, в чьи обязанности входило менять ему повязки.

Меньше чем через месяц после операции он уже бурлил от нетерпения. И даже стоять спокойно не мог, пока его осматривала Нефрет.

– Я выздоровел!

– Не совсем, но состояние ваше не может не радовать. Ни один шов не разошелся, раны зарубцевались, ни малейших признаков заражения.

– Значит, я могу наконец выйти отсюда!

– При условии, что будете себя щадить.

Он не удержался и расцеловал ее в обе щеки.

– Я обязан вам жизнью и не хочу показаться неблагодарным. Если понадоблюсь, только позовите – сразу прибегу. Слово героя!

– Возьмите с собой кувшин целебной воды и пейте по три чашки в день.

– А пиво больше не возбраняется?

– Ни пиво, ни вино, только понемногу.

Сути расправил плечи и потянулся.

– Как же здорово вернуться к нормальной жизни! Ведь это ж надо промучиться столько времени… Только женщины могут помочь мне забыть об этом.

– А вы не думаете жениться на одной из них?

– Да упасет меня богиня Хатхор от такого бедствия! Я – да с верной супругой и кучей писклявых малышей, цепляющихся за мой передник? Любовницы – одна, потом другая, третья – вот мой удел. Все разные, и у каждой свои секреты.

– Как же вы не похожи на своего друга Пазаира, – заметила она с улыбкой.

– Вы не смотрите, что он такой сдержанный: это страстная натура, может, даже более страстная, чем я. Если он осмелился с вами заговорить…

– Осмелился.

– Отнеситесь к его словам всерьез.

– Они меня напугали.

– Пазаир полюбит только один раз. Он из той породы людей, что влюбляются до безумия и всю жизнь в себе это безумие лелеют. Женщине их понять трудно, ей надо привыкнуть, освоиться, повременить, прежде чем брать на себя обязательства. Пазаир – это неистовый поток, а не пучок вспыхнувшей соломы. Его страсть не ослабнет. Он неловок, то слишком робок, то слишком тороплив, но всегда абсолютно искренен. Он никогда не шел на любовные интрижки, его не влекли приключения, потому что его удел – великая любовь.

– А если он ошибается?

– В погоне за своим идеалом он пойдет до конца и не согласится ни на какие уступки.

– Но вы понимаете мои опасения?

– В любви разумные доводы ни к чему. Я желаю вам счастья, какое бы решение вы ни приняли.

Сути понимал Пазаира. Нефрет обладала удивительной, лучезарной красотой.

***

Пазаир сидел под пальмой, опустив голову на колени, он давно ничего не ел. Вся его поза выражала скорбь. Даже дети не приставали к нему, настолько он походил на каменную глыбу.

– Пазаир! Это я, Сути.

Судья не реагировал.

– Ты уверен, что она тебя не любит.

Сути сел рядом с другом, прислонившись спиной к стволу.

– Другой женщины не будет, сам знаю. Пытаться тебя утешать я не стану, а разделить твою боль невозможно. Остается только твой долг.

Пазаир молчал.

– Не можем же мы с тобой позволить Ашеру восторжествовать. Если мы отступим, суд загробного мира приговорит нас ко второй смерти и трусости нашей не будет никакого оправдания.

Судья оставался безучастным.

– Ну и пожалуйста, помирай себе от истощения, без конца думая о ней. Я один пойду против Ашера.

Пазаир вышел из оцепенения и посмотрел на Сути.

– Он тебя уничтожит.

– Каждому свое. Тебе невыносимо равнодушие Нефрет, а мне – лицо убийцы, как наваждение преследующее меня во сне.

– Я тебе помогу.

Пазаир попытался встать, но закружилась голова; Сути взял его за плечи.

– Извини, но…

– Ты часто советовал мне не говорить лишних слов. Сейчас главное – привести тебя в порядок.

***

Двое друзей поднялись на паром, где, как обычно, было полно народу. Пазаира удалось уговорить съесть немного хлеба и лука. Ветер дул здесь прямо в лицо.

– Созерцай Нил, – посоветовал Сути. – Он – само благородство. Рядом с ним все мы ничтожны.

Судья уставился на светлую воду.

– О чем ты думаешь, Пазаир?

– Будто ты не знаешь…

– Почему ты так уверен, что Нефрет тебя не любит? Я говорил с ней, и она…

– Не надо, Сути.

– Может, утопленникам и воздается на том свете, но все равно они – утопленники. А ты обещал свершить суд над Ашером.

– Если бы не ты, я бы отступил.

– Потому что ты сам не свой.

– Наоборот, теперь я как раз свой и ничей более, мой удел – беспросветное одиночество.

– Ты забудешь.

– Тебе этого не понять.

– Время – лучшее лекарство.

– Оно не поможет.

Едва паром подошел к причалу, шумная толпа повалила на берег, толкая перед собой ослов, овец и быков. Друзья переждали, пока иссякнет людской поток, поднялись по лестнице и направились в контору старшего судьи Фив. Никаких посланий на имя судьи Пазаира не приходило.