Убитая жизнь
Шрифт:
— Отдать дело в прокуратуру, или посоветоваться с мэром, — неожиданно сказала Таня. — Прямо сейчас. А дальше, либо прокурор будет отвечать, либо он побежит к мэру советоваться. А начальству скажешь, что дело отдал. Тебе же никаких прямых указаний не поступало?
— Нет, — задумался Сергей. — Я после отпуска принял дело от зама вместе с его рапортом об отставке. Мне секретарь принесла стопку дел — говорит, в следствие. Вот я и подписал.
— Вот пусть у мэра с прокурором и голова болит. Если они что-то мутят, то с тобой поговорят.
— А как же ты?
Таня
— А я встречусь с этим инвестором. Тогда и подумаем.
Повороты
Евгений приехал к матери больницу.
По дороге он всё думал — а зачем помогал Татьяне? Зачем постоянно хотел облегчить жизнь этой очень эффектной, но своенравной женщине?
Он прекрасно видел и ощущал её состояние. Что она стремится быть ближе к нему. И, возможно, очень близко.
Он не видел в ней женщину. Он видел только до безобразия избалованную девочку, которая считает, что всё должно принадлежать ей по щелчку пальцев. И он почему-то хотел изменить это. Изменить её, окружающий её мир и взгляд на этот мир. Ведь так больно потом осознавать, что окружающие лишь только используют, ничего не отдавая взамен.
Он не хотел использовать Таню, хоть и мог, и не хотел привязываться к ней, но эта женщина была для него, как отдушина. Как маячок в его жизни, похожей на штормовое море. Да и вся его работа была для того, чтобы отвлекаться от… мести и боли. Чтобы забывать на время о грызущей его мозг ненависти, глядя на почти обездвиженных дорогих ему женщин.
У больницы его ждали.
— Евгений я могу с вами поговорить?
Он знал этого человека. Это был, если так можно назвать, куратор его дочери от ФСО.
— Можете, но только не очень долго. Мне надо к матери.
— Я знаю. Не отниму много времени. Прошу в машину.
Они залезли в микроавтобус, в салоне которого и расположились.
— Евгений, моё начальство просило узнать у вас — сколько вы хотите за оформление предприятия Аллы Евгеньевны полностью на неё. Поймите, это не простая блажь. Салон вашей дочери посещают люди охраняемые ФСО. И эта ваша выходка, и привлечение ненужного внимания к салону и к Алле сторонними людьми, очень им не понравилась. Мне пришлось успокаивать любопытство вашего начальника полиции.
— Это инициатива Аллы?
— Нет, — куратор резко взмахнул рукой. — Это наша инициатива. Мы не хотим допустить, чтобы посетители салона стали искать других модельеров из-за усиления контроля. Ко всему прочему, это сказывается не только на их настроении, но и на передвижении Аллы Евгеньевны. О её салоне знает только определённое количество людей, и мы хотим, чтобы так и оставалось. Вы же, имея юридически контроль над салоном, вмешиваетесь. Это вносит неприятности для Аллы Евгеньевны и дополнительные трудности по обеспечению безопасности посетителей.
— Мне казалось, что в договоре между мной и дочерью все ясно написано, — Евгений нахмурился. — Посчитать сумму не составляет труда. Если вам что-то не понятно, то привлеките специалистов.
Куратор устало выдохнул.
— Жень, ну чего ты упёрся?
— Вадим, вопрос не в деньгах, — зазвенел металл на согласных звуках. — Дело в отношении ко мне. Почему я должен понимать жизнь своей дочери, а мою она понимать отказывается? А между прочим, официально-юридически, салон на пять шестых принадлежит мне. Ты же видел документы, и копии у тебя есть. Что, Алла с ними не согласна? Знаешь что, я прикрою эту лавочку юридически, и мне пофиг, что будет потом!
Куратор усмехнулся.
— Не горячись. Прикрыть тебе не дадут, и ты хорошо знаешь об этом. Тебя вежливо просят пойти на некоторые уступки… пока просят. Не советую ершиться.
— Да я так, Вадим, — Евгений хмуро отвернулся. — Ничего мне не надо. Пусть подавится. Давай документы… я подпишу.
Куратор неподдельно удивился.
— Ты серьёзно?!
— Да куда уж серьёзней, Вадим. У меня и без Аллы полно головной боли.
Вадим достал большой чёрный портфель.
— Нам нужен нотариус. Паспорт у тебя с собой?
Евгений задумался, потом резко приподнял подбородок.
— А знаешь что, Вадим? У меня будет одно условие.
Куратор с сожалением отложил портфель.
— Говори, — вздохнул.
— Всё равно нужны оригиналы договора, а бумаги у меня дома. Вот пусть Алла с нотариусом приедет ко мне. И ты тоже можешь присутствовать.
Куратор так сморщился, будто съел килограмм лимонов сразу.
— Это обязательно? Может быть, лучше деньгами возьмёшь?
— Вадим?! — Евгений непонимающе развёл руками. Потом нагнулся к куратору и прошептал. — Это будет так! Завтра…
Таня не могла заснуть всю ночь. Она ворочалась, её бросало то в холод, то в жар, но самое главное — не было никого рядом, чтобы успокоить и согреть. Она, вдруг, почувствовала себя одинокой и никому не нужной. И такое с ней случилось впервые.
Это было страшно и жестоко. Что толку с того положения, которого она добивалась, если тобой всё равно манипулируют те, кто по положению выше. Что толку с тех заработанных денег? В чём, вообще, смысл её жизни? Стать ещё богаче? А для чего?!
Таня встала ранним утром. Не умывшись, накинула халат и спустилась в гостиную. Сварила кофе в машине и присела на диван, вновь погрузившись в раздумья.
Не думалось. Мозги словно отяжелели, и кофе казался безвкусным. Она тупо смотрела в окно, наблюдая, как новый день потихоньку вытесняет ночь.
Щелчок открываемого замка входной двери прозвучал как выстрел. От его звука в голове у Тани будто хрустнуло, и непонятные токи завертели карусель в мозгах. Таня вздрогнула и поняла… Она попросту убивает свою жизнь. На весь этот хлам, что крутится вокруг неё, а она старается притянуть его побольше. А это просто хлам — дом, машина, фирма, связи в администрации. В нём нет жизни, только суета. И Сергей со своими проблемами — тоже суета. Вот Евгений живёт. Живёт для кого-то. А вот Таня… Для кого живёт? Не будет её, так никто и не вспомнит. Никто не прибежит к ней, не успокоит, не согреет обнимая. Отдавая тепло, любовь и ласку.