Убийца манекенов
Шрифт:
– Димочка, а где ты с ней познакомился? – Зинаида Константиновна, сгорая от любопытства, появилась на кухне.
– Ты чего поднялась? – строго спросил муж. – Велено лежать, так и лежи. Молоко выпила?
Дима пододвинул Зинаиде Константиновне табуретку.
– Выпила. Мне уже лучше. А то вы тут, а мне одной скучно. Спасибо, Димочка. А я смотрю, ты какой-то задумчивый стал, еще сказала отцу, никак Димочка влюбился. Помнишь?
– Не помню, – нахмурился генерал. – Она замужем.
– Как замужем? – ахнула Зинаида Константиновна. – А дети есть?
– Детей нет.
– А что так?
– Не знаю, – ответил Дима. – Я не спрашивал.
– Любовь –
– Да ладно тебе, – махнула рукой Зинаида Константиновна. – И что теперь будет, Димочка?
– Она уйдет от мужа, – ответил Дима.
– А жить на что? Детки пойдут, кормить, одевать, обувать их надо. Твоими книжками не прокормишься. Это раньше государство пеклось, а сейчас каждый сам за себя.
– Мы еще не думали о детях, – отвечал ошеломленный натиском Дима.
– А о них и думать не надо. Не успели оглянуться, а уже они тут как тут. Вот когда Васенька родился, наш первый, Володечка уже капитаном был, на всем готовом, тогда к армии отношение другое было. Это сейчас армию ни в грош не ставят. А когда Петечка родился, отец уже майором был. Мне рожать, а Рымбаева – это доктор наш – змея укусила. Не то выживет, не то помрет. Ужас. Я кричу-разрываюсь, а Володечка чуть не плачет, растерялся, красный весь. А мне и больно и смешно. Успокойся, говорю, рожу нормально, а что кричу, так полагается кричать, не бойся! Позови повариху – у нас вольнонаемная была Варя, толстая, поперек себя шире! Так и родила я Петечку. И о любви мы никогда не говорили. Мне и в голову не приходило спросить. Детей растили… Ты хоть любил-то меня, а, отец?
– А обвенчаться в церкви не хотите, Зинаида Константиновна? – поинтересовался генерал иронически. – А то теперь мода такая, без этого неприлично, что люди скажут? И в первый раз в церкви, и во второй, и в третий. Раз плюнуть.
– А мне нравится. Невеста в белом, гости, цветы. А то мы записались, и все. У меня даже платья белого не было. Пришла в загс в костюмчике голубом, помнишь, Володечка? Голубой, в белые ромашки!
– Эх ты, моя ромашка! – сказал генерал и поцеловал жену в плечо.
Они забыли о Диме. Кажется, совсем недавно, вчера или позавчера, молодой бравый лейтенантик Володя Крымов с замиранием сердца сказал Зиночке из сберкассы: давай поженимся. И чуть не умер от страха, что откажет ему Зиночка. Это потом он придумал, что она ждала его три года. А может, и ждала. Дело прошлое. И всю жизнь знал генерал Крымов, что у него есть тыл. Что примет Зинаида Константиновна его в любом виде, не бросит, не откажется. Разве сейчас между людьми такие отношения?
– Димочка, а какая она? – Зинаида Константиновна жаждала подробностей. – Красивая?
– Очень, – Дима вздохнул.
Прошло четыре дня с тех пор, как он видел Лидию в последний раз. Он ни разу не позвонил ей, как она и просила. При мысли, что у них с мужем будут гости, что у них дома уютно и красиво, а в центре гостиной стоит елка с разноцветными шарами, как в витрине какого-нибудь дорогого бутика, Дима чувствовал себя несчастным. Тоска по Лидии разрывала его сердце. Он несколько раз подходил к ее дому, надеясь увидеть Лидию хотя бы издали. Он уходил из дома с самого утра, чтобы оторвать себя от телефона, и бродил по улицам и заснеженному парку, бормоча в такт шагам стихи, разговаривая с Лидией, рассказывая ей, как провел день… Вспоминал, как она пришла… запах ее духов, голос, вкус губ, как
Лидия… Лидия… Лидия…
Дима не слышал, о чем говорили генерал с женой, и очнулся только тогда, когда Крымов стукнул кулаком по столу и сказал:
– Хватит! За работу! Пошли, Дима.
Последующие три часа генерал вспоминал свою службу на Дальнем Востоке. Говорил он неторопливо, короткими рублеными фразами, которые напоминали команды. Уставал, и тогда Зинаида Константиновна звала их к чаю. Она сострадательно смотрела на Димочку, который был так не похож на ее собственных сыновей ни характером, ни выправкой. Оба они уже полковники. Старший, Васенька, служит в миротворческой миссии в Либерии, младший, Петечка, – в Центральной Азии. Центральная Азия – и все. А где именно, она не знает, хоть и подозревает, что генералу это известно, но он не говорит ей, чтобы не огорчать. В горячей точке, где ж еще! Там все точки горячие. Сердце у нее болело, и мысль крамольная иногда приходила в голову, что генерал с его связями мог бы и похлопотать за сына… Но мысль эту Зинаида Константиновна не высказывала вслух. Муж часто не спал ночью, видимо, думал о сыне. «Господи, спаси и помилуй», – повторяла, лежа без сна, Зинаида Константиновна, готовая поверить, что Бог есть, хотя никогда не была верующей. Она смотрела на Диму, который казался ей таким хрупким, таким невзрослым, что приходилось только диву даваться, как до сих пор жив он, не помер с голоду, не попал под машину.
Как-то раз она увидела Диму в городе. Ее он не заметил. Он вообще ничего не видел вокруг себя. Смотрел поверх голов, и губы его шевелились. Стихи читал, не иначе. Она хотела было остановить его и расспросить, что да как. Но потом передумала. Просто проводила взглядом. На ее глазах Дима столкнулся с двумя прохожими, один обругал его. Дима словно очнулся, лицо у него стало удивленное, и он еще с минуту смотрел вслед нервному человеку.
Странное дело, но она думала о Диме так же часто, как о собственных детях. Судьба ее сыновей зависела от политики государства, а судьба Димы – от разных бытовых мелочей, вроде газа, который он мог забыть выключить, испорченной колбасы, которую он мог съесть по рассеянности. Его могла укусить бешеная собака, да мало ли… Он даже мог выпасть из окна!
– В армию его надо бы, – отвечал генерал на озабоченность супруги. Он искренне считал армию самым лучшим лекарством от ипохондрии и затянувшегося детства.
– Да что ты такое говоришь, Володечка! – восклицала Зинаида Константиновна. – Армия не для него!
– Ты хочешь сказать, что он не для армии, – поправлял ее генерал.
Рассказ Крымова Дима записывал на диктофон, а также делал пометки в толстой тетради. Работал он автоматически и думал в это время о Лидии. Генерал, не чувствуя в нем огонька, сбивался, повторял одну и ту же фразу по нескольку раз и сердился.
Потом они обедали. Зинаида Константиновна, совсем поправившаяся, хлопотала на кухне. Когда они еще служили, редкий обед проходил без гостей – Зинаида Константиновна была хлебосольна и славилась как отменная повариха. В праздники дом был полон гостей, не то что теперь. Ей не хватало общения – шумных застолий, смеха и музыки, разговоров мужчин о политике и оживленной болтовни женщин после бокала-другого шампанского. И еще ей не хватало предпраздничной радостной суеты, пробега по магазинам с шофером мужа, каким-нибудь молоденьким солдатиком, которого она никогда не отпускала, не накормив. Дыма коромыслом на кухне ей не хватало.