Убийца по имени Ной
Шрифт:
В квартире он долго стоял, прислонившись лбом к стеклу кухонного окна, — в такой позе он запомнил Олю. Мать сначала звала его, но потом оставила, ушла к себе, чтобы не тревожить — неизвестно, как с ними, с лунатиками, обходиться…
Виктор же просто не хотел ни с кем и ни о чем говорить. И если бы он обернулся, то мать огорчилась бы еще больше: сын плакал, по его лицу текли беззвучные слезы. Когда они сами собой иссякли — стало легче. Виктор выплакал свою затаенную боль, которую словами невозможно было выразить не только другим, но даже и себе.
Когда вечером позвонила старшая сестра по
Мать сразу кинулась пить валерьянку, а вслед за ней — все подряд успокаивающие средства, но не успокоилась, а довела себя до сердечного приступа. Виктор нашел очень разумные слова. И мать успокоилась именно оттого, что услышала эти разумные слова от полусумасшедшего сына. Стало быть, еще есть надежда и можно его оставить одного, а самой уехать туда, куда рвалось материнское сердце, — к дочери.
— За что же это наказание! Господи… — укоризненно, не зная за собой никакой вины, высказалась мать. — Другие вон как живут: воруют, убивают, врут напропалую, — хоть на правительство глянь — а живут как у Христа за пазухой!
— Откуда ты знаешь, как они живут? Они, может, еще хуже тебя живут, — огрызнулся Виктор, и мать не спустила:
— Похоже! Ты вообще что в жизни-то видел?! Мы хоть войну пережили…
— Ну, началось, — заткнул он уши и ушел к себе. — Выздоровеют оба — не переживай! — Вдруг высунулся из комнаты: — Давай бери билет и завтра же поезжай…
IV
Внезапный отъезд был разыгран как по нотам. И поезд удобный, и пенсию как раз перевели на книжку, и бинты с руки у матери сняли — ничего страшного там не было: синяк без опухоли. Мать при прощании хоть и говорила беспокойные слова о состоянии Виктора, но он понимал, что душа ее уже переместилась поближе к Елене, старшей дочери. Ему же легче — мать про него ничего не поняла и переживать не будет. А он сам как-нибудь со всем справится.
— Что Елене сказать про Ольгу-то?
— Пусть со своими делами разбирается, чего ей еще про Ольгу думать… Она ее и не видела — зачем?.. Привет им там от меня, — помахал на прощанье рукой Виктор. Вагон уже двигался, и проводница оттеснила мать от двери.
Виктор вышел на привокзальную площадь, сел на скамейку. Было жарко, тюльпаны на городской клумбе отцвели. Среди засохших цветов живописно разместилось цыганское семейство. Виктора тут же окружили цыганки, наперегонки предлагая ему узнать судьбу. Искус был огромный, но разум все же взял верх, и Виктор с трудом, но отбился от цыганского племени.
Кротов. Кротов… — заползло ненавистное имя в сознание Виктора. Он расставил ловушки, его сети раскинулись над городом. Их невозможно миновать: из одной паутины выбрался — тут же запутался в другой. Кротов хочет свести с ума. Ему это почти удалось. Виктор пошарил по карманам брюк — обнаружил, что цыганки вытащили ключи. «Зачем они им — они же не знают, где я живу», — ужаснулся Виктор. «Они не знают — Кротов знает», — сказал ему кто-то. Он оглянулся, но никого не обнаружил. Даже цыгане куда-то скрылись: только что были на клумбе — и нет их. Кротов знает много способов, бесконечное число способов, которыми можно погубить человека. Виктор недооценил его. «Кротов погубит — нет от него спасения», — снова сказал кто-то… И тут Виктор понял: чужой голос опять проснулся в нем и сбивает с толку. Ему важно, чтобы Виктор все время находился в страхе. Вот он, чертов голос, какой! Виктора передернуло. Он стоял как столб на самом краю тротуара, на повороте. Любой лихач без труда мог бы давно сбить его, но почему-то еще не сбил. Виктор отпрыгнул назад, к роскошной витрине, и услышал звонкий, веселый смех.
— Разрешите с вами познакомиться? — подошла к нему милая девушка. — Меня зовут Рита, я из Международного молодежного движения «Религиозное переустройство мира»… У вас проблемы?
— Здрасьте! — поклонился Виктор. — Вы не беспокойтесь! Рубашка вот порвалась… Цыганка дернула…
— Вы знаете, у нас тут недалеко клуб. Пойдемте туда, мы поможем вам! Девушка говорила искренне, с пионерской убежденностью, на которую только и можно ответить: «всегда готов!»
— Да не стоит, — сказал Виктор, а сам только и ждал, чтобы кто-то куда-то его отвел и утешил — вот хоть эту дурацкую рубашку зашил. — А я — Виктор.
— Виктор! — еще больше обрадовалась Рита. — Вы именно тот человек, в котором нуждается наше движение. Сразу видно, что вы очень добрый и открытый. Вы верите в Бога?
— Ну… кажется, да. Верю.
— Тогда пойдемте, вы не пожалеете. У нас вы найдете не только иголку с ниткой, но и самое главное — понимание таких же, как вы, молодых людей. Ведь вам этого не хватает? — напрямик спросила она и своими широко раскрытыми глазами подсказывала правильный ответ.
— Да ничего, я привык. Главное, чтобы ты сам себя понимал.
— Вы очень умный человек. Наверное, поэтому у вас масса проблем, которых не имеют другие. Не такие умные…
— Слушай, а ты не клеишься ко мне? — спросил Виктор.
— Глупый вопрос. Пойдем к нам, и ты увидишь, что у нас все такие, как ты, — не смущаясь, ответила она. — Там можно кофе выпить, поговорить о чем хочешь. Отвлечься от грустных переживаний. Ну, пойдем! — Рита смело взяла его под локоть и повела за собой. — Тебе ведь все равно сейчас нечего делать.
Виктор пошел за ней. Девушка была оригинальной — иначе не скажешь. Виктору даже польстило, что именно к нему она подошла на улице. Вид у него был не самый лучший для знакомства.
— Виктор, ты веришь, что существует смысл жизни? — спросила вдруг она. — Я думаю, что у всех людей общие идеалы и желания. Ты тоже так думаешь?
— Сомневаюсь, — запнулся Виктор.
— Вот именно это сомнение и губит человечество, — отрапортовала Рита. — Я очень рада, что познакомилась с тобой. Ты — соль земли, но уже подвержен сомнению. И если соль перестанет быть соленой, то ее только выбросить — ты согласен?
— Ну, тут дурак не согласится! — засмеялся Виктор.
— Вот видишь, ты уже смеешься. Я уверяю тебя, что у нас тебе будет очень хорошо. Мы пришли. — Рита остановилась около неказистого трехэтажного дома в узком переулке. — Нам сюда, — указала она на дверь в подвальное помещение.