Убийца с лицом ребенка
Шрифт:
– Вот за это ты и сядешь, – сладострастно произнес Василий Васильевич, – за умышленное воспрепятствование следствию. Ты, гандон, целый день наблюдаешь за нашими действиями и ни разу не указал, что у Снаткина есть еще один кабинет.
– А в каком кабинете стоит аквариум? – спросил Горпищенко.
– Аквариум стоит в обычном кабинете, – ответил Кочерга, но его лицо вдруг потемнело от прихлынувшей крови и на левой щеке запульсировала жилка. – Или вы сейчас извиняетесь, – обратился он к Скомороху, – или я арестую вас за оскорбление полицейского при исполнении им служебных обязанностей.
– Если бы ты исполнял свои служебные обязанности, я бы извинился, – спокойно ответил ему Скоморох и ткнул ему в лицо свое удостоверение.
– Господа офицеры, – воскликнул Горпищенко, которому ответ майора полиции Кочерги очень понравился. – Сейчас не до выяснения отношений. Я приношу вам извинение за слова майора Скомороха. Давайте перейдем к делу. Сначала мы осмотрим содержимое аквариума, а потом пойдем в пятизвездочный отель господина Снаткина.
В этот момент пропел телефон Скомороха. Горпищенко удивило, что рингтон его мобильника оказался мелодией «Мурки». Василий Васильевич отошел в сторону.
– Шеф, – орал Петренко, перекрывая смесь городского шума звенящего трамвая, гудков автомобилей и крики толпы, – наши ребята сейчас блокируют телеканал «Эхо недели». Каждый получил по двести баксов. Со мной идти никто не хочет. Говорят, что субботники уже давно отменены. Могу я предложить четыреста долларов за работу? Тогда еще может и согласится кто-нибудь…
– Я тебе не Беня Коломойский, – ответил Скоморох. – Я работаю не за деньги. Ты знаешь, Петренко, почему пала Римская империя? Нет? Потому что ее лидеры стали провозглашать идеалы, в которые сами перестали верить. Короче. К утру, чтобы два идейных пацана были в городской прокуратуре.
– Бесплатно никто не поедет, – возразил Петренко. – У идейных теперь одна присказка: утром – деньги, вечером – майдан, вечером – деньги, утром – майдан. – Позвони руководителю организации «Москаляку на гиляку», может, они поработают из удовольствия, они же называют себя санитарами леса, специализируются, кажется, на пидарасах, бомжах и другой нечисти.
Петренко сделал театральную паузу и сказал: – Три дня назад они лоханулись. Прицепились к официантке за то, что она принимала заказ на кацапском языке. Посетители кафе переломали им руки и ноги в трех местах, а полиция сделала вид, что не смогла установить виновных.
– Зрада на каждом углу, – согласился Скоморох и помолчав, добавил: – А сам сможешь провести акцию?
– Что конкретно надо? Выбить показания?
– И ты туда же! – недовольно произнес Скоморох. – Ты же знаешь, что я этим не занимаюсь. Ты же знаешь мой метод выяснения истины. К чему эти вопросы? Так и скажи, Василий Васильевич, я теперь с вами по разные стороны баррикад.
– Я вас не понял, – кричал Петренко. – Здесь так шумно.
– Все ты понял, Петренко. Не найдешь ребят, сделаешь все сам.
Скоморох отключил мобильник и подошел к остальным.
– Начинаем работать с «агитпункта», – сказал Горпищенко. – Петр Семенович, – он махнул головой в сторону Кочерги, – обещает полное содействие.
Кочерга позвонил кому-то по телефону и попросил прислать людей в кабинет Снаткина.
В кабинете начальника городского отдела полиции был шкаф для одежды, большой письменный стол, несколько стульев и старый сейф, открывающийся ключом. Справа от входа стоял огромный аквариум, почти во всю стену, с подсветкой. На стене за спиной хозяина стола висел плакат, исполненный в городской типографии, на котором большими буквами было написано «Чем сидеть и нагло врать, лучше явку написать».
Горпищенко подошел к аквариуму и увидел мечущихся рыб с базедовыми тупыми глазами.
– Руку в аквариум лучше не опускать, – предупредил всех Кочерга. – Эти рыбки обглодают их до кости за секунду. Пираньи.
– Кто-нибудь кормил их после задержания Снаткина? – спросил Горпищенко
– Конечно, нет. Да пусть они лучше друг друга сожрут, – сказал в сердцах Кочерга.
– Нам нужен тазик с водой и сачки, – предложил Горпищенко, – И два-три ведра. Будем сливать воду.
Василий Васильевич и его коллега подошли к письменному столу Снаткина и начали вытряхивать его содержимое прямо на пол. В левой тумбе стола нашлась начатая бутылка Хеннеси на круглом стеклянном подносе, одноразовые стаканчики, шоколадные конфеты с черносливом, кусок суховяленой колбасы и складной нож. Всевозможные бумаги кружились и падали, как бумажные птицы на стертый линолеум. Двое полицейских тут же подбирали их и складывали в картонный ящик. В правой тумбе лежали ключи от сейфа и шкафа. Скоморох тут же открыл металлический сейф, изготовленный, наверное, в середине прошлого века. Сейф был девственно чист. Ни денег, ни деловых бумаг, ничего. Только одинокая печать городского отдела полиции, похожая на обезглавленный памятник Ленина в центре города, бесполезно стояла в тишине. Было такое впечатление, что его хозяин хорошо подготовился к обыску. В шкафу висела парадная форма полицейского полковника. В заднем кармане праздничных брюк Скоморох обнаружил пачку презервативов и почему-то сунул ее в свой карман.
Скоморох взглянул в сторону аквариума и увидел молодую красивую девку с пышными грудями, узкой талией и широкими соблазнительными ляжками, выпрыгивающими из тесной короткой юбки. Она сливала воду из аквариума в ведро, постоянно наклонялась над ним и ослепляла всю оперативную группу своей тугой и соблазнительной попкой.
Василий Васильевич, облизав, обсохшие губы, пальцем подозвал к себе одного из полицейских, добросовестно утрамбовавшего в картонном ящике собранные бумаги.
– Кто такая? – тихо спросил он.
– Наша уборщица Маша, – осклабился понимающе толстопузый полицейский. – Наша Маша – гордость наша. Правда, красивая?
– На вкус и на цвет – товарищей нет, – ответил Скоморох.
– Маша еще отвечает за наш отдых. Раз в неделю мы собираемся на посиделки, смотрим кино, купаемся в бассейне, посещаем сауну. Маша нам готовит еду за счет заведения.
– А где же у вас эти оргии происходят? – поинтересовался Скоморох.
– Ну у нас есть комната отдыха, сауна, даже кинозал. В этом отношении наш бывший начальник был классным руководителем, мудрым. В этой грязи, что мы возимся круглосуточно, должны быть светлые мгновения. Мы, между прочим, на работу ходим, как на праздник, – улыбнулся полицейский.
– Что-то у меня сомнение есть, – дружески прошептал Скоморох, – что человек с таким животом, как у тебя, еще может получать какие-то радости от жизни.
– Здесь нет никакой связи, – стал с серьезным видом объяснять полицейский. – Живот у меня большой от пива, а все остальное работает, как часы
– А Машу уговорить можешь?
– Маша на работе никому не дает. Тем самым она сплачивает наш мужской коллектив. Многие хотели бы затащить ее в постель, но получили по мордасам. Мы только любуемся ею.