Убийца, ваш выход! Премьера
Шрифт:
— На ней обнаружено множество следов Артура и еще чьи-то давние, но четкие, хорошо сохранившиеся. Я заказал увеличенное фото, и пока оно не готово, не могу сказать ничего определенного.
— Немедленно сообщите мне о результатах. Я хотел бы сам взглянуть на фотографию.
— Слушаюсь, сэр.
Бейли направился к двери, но Аллейн окликнул его.
— Кстати, сержант, до сих пор не удалось установить, где приобретены боевые патроны, хотя инспектор Фокс уверяет, что запросил все охотничьи и спортивные магазины Англии.
— Увы, сэр, наши усилия в этом направлении пока ничего не дали. — Бейли
— Аллейн, — помолчав, обратился к старшему инспектору Найджел, — нельзя ли заставить бутафора назвать имя того, чей силуэт он якобы узнал в темноте?
— Нет, Хиксон будет стоять на своем: мол, не разглядел, и все тут! Ведь он тогда сказал: «Мне почудилось, будто кто-то проскользнул в темноте — то ли мужчина, то ли женщина». Это к делу не подошьешь.
— Но теперь он может изменить показания, хотя бы ради того, чтобы спасти Сэйнта, которого считает невиновным.
— Больше всего бутафор стремится… выгородить убийцу…
— То есть Сэйнта, ведь скорее всего это он укокошил Артура. А как насчет Стефани Воэн? Если бы вы были на моем месте и слышали, что и как она говорила… Господи, я все больше утверждаюсь в мысли, что это она!.. Я просто убежден в этом!
— Послушайте, Батгейт, не могли бы вы завтра отпроситься в редакции и съездить за город по моему поручению?
— Исключено. Ведь у меня есть и своя работа, не забывайте. Л что за поручение на этот раз?
— Необходимо отправиться в Хай Вайкомб и поискать там некоего Септимуса Кэриви.
— Вы просто надумали от меня отделаться! — возмутился журналист. — Септимус Кэриви, как же! Да человека с таким именем нет в природе!
— Что вы, я вполне серьезно.
— На кой черт он вам сдался?
— Это пока секрет.
— А чем вы сами намерены заняться завтра?
— Буду ставить спектакль в «Единороге».
— Что еще за ерунда?
— Всей труппе велено ежедневно отмечаться в полицейском участке. А завтра в одиннадцать они явятся в «Единорог». Я устраиваю следственный эксперимент, попытаюсь воссоздать обстоятельства убийства.
— Я должен при этом присутствовать.
— А я этого не допущу!
— Но почему, что за причина.
— Это не доставит вам удовольствия. Могу сказать заранее, что конечный результат расследования многих ошеломит.
— Выходит, вы щадите мои чувства? — обиженно воскликнул Найджел.
В этот момент в кабинет вошел инспектор Фокс.
— Все в порядке? — спросил Аллейн.
— Так точно. Сэйнта уложили в постель и послали за врачом, этим светилом — Эверардом Симом.
— А я только что говорил мистеру Батгейту, что ему не следует быть завтра в театре, и вот он на меня дуется.
— Инспектор Аллейн абсолютно прав, сэр, — поддержал начальника Фокс, — Лучше вам держаться подальше, особенно после того, что вы ненароком услыхали утром.
— Боитесь, как бы мисс Воэн не угостила меня пирожным с мышьяком? Ну вот что, с меня довольно. Я ухожу!
— Всего доброго! — весело, с неприкрытой насмешкой в голосе напутствовал журналиста Аллейн.
Найджел в сердцах хлопнул дверью. Оказавшись на улице, он испытал жалость к себе — ни с того ни с сего оказался в дураках! — и еще пуще разозлился на Аллейна, нанесшего ему столь незаслуженную обиду. Часы показывали
«Проклятье! — мысленно чертыхнулся он. Я буду завтра в театре, хочет он того или нет!»
Взяв такси, Найджел отправился к себе на Честер Террес.
Старший инспектор Аллейн в этот вечер тоже ужинал в одиночестве — в кафе неподалеку от Скотланд-Ярда. В начале девятого он вернулся в свой служебный кабинет, и вместе с Фоксом они еще по меньшей мере два часа корпели над материалами дела, пока не явился с докладом констебль Нэзби. Он отыскал бутафора и завел с ним непринужденный разговор. Хиксон был явно огорчен и раздосадован. Когда они с Нэзби расстались, Хиксон зашел в телефонную будку на Кингз-роуд, и в дальнейшем его снова взял под наблюдение Томпсон.
Аллейн и Фокс попытались сложить в единое целое события трех последних дней. Аллейн говорил — Фокс слушал. В какой-то момент Фокс откинулся в кресле, беззвучно тараща глаза на шефа.
— Вы согласны со мной? — спросил Аллейн.
— О да, — помедлив ответил Фокс. — Согласен.
Подумав еще какое-то время, он добавил:
— В наиболее запутанных делах об убийстве либо вообще нет мотивов преступления, либо их слишком много. В данном случае их слишком много. Джекоба Сэйнта покойный шантажировал, Стефани Воэн он преследовал, Трикси Бидл он скорее всего расстроил замужество. Бутафору, как выражаются юристы, он причинил моральный ущерб. То же можно сказать и об отце Трикси. Эта дамочка, Эмералд, в случае смерти Сюрбонадье становится единственной наследницей миллионера. Не скрою, каждого из них но очереди я был склонен считать убийцей.
— Понимаю вас, как никто, — подхватил Аллейн. — Со мной происходило то же самое. Однако, Фокс, в этой головоломке есть несколько ключевых деталей. Во-первых, чего ради Сюрбонадье хранил все эти годы листок, на котором подделывал подпись Эдварда Уэйкфорда? Этот факт представляется необъяснимым, если подходить к нему в свете выдвигавшихся нами версий. Во-вторых, отпечатки пальцев на пишущей машинке. В-третьих, вчерашнее поведение Стефани Воэн в квартире Сюрбонадье. Зачем она солгала, будто одного письма недостает, и заставила меня его искать? Я вложил в шкатулку сложенный вчетверо чистый лист бумаги, и пока отсутствовал в спальне, она эту бумажку извлекла, приняв за то, что на самом деле искала.
— Письмо Мортлейка или же листок с подписями?
— Нет, не письмо Мортлейка. Она не стала бы так рисковать ради Сэйнта.
— Выходит, подписи?
— Вероятнее всего. Теперь сопоставим это с обрывками беседы, услышанными утром мистером Батгейтом, и что получается в итоге?
— Да, сэр, думаю, вы правы. Но достаточно ли у вас доказательств, чтобы убедить присяжных?
— Я отправил детектива в Кембридж покопаться в не столь уж отдаленном прошлом. Даже если он ничего не отыщет, все равно я буду стоять на своем. Да и завтрашний судебный эксперимент на многое прольет свет.