Убийца внутри меня
Шрифт:
— Он безропотно принял тот факт, что Джонни покончил с собой? Он признал то, что это было самоубийство?
— Не могу сказать, что он принял его безропотно, — ответил я. — Он интересовался, был ли кто-либо… входил ли кто-либо в камеру после меня, и…
— Ну, Лу? И что?
— Я сказал ему, что нет, что так быть не могло. Никто из ребят не сделал бы ничего подобного.
— Это многое решает, — заявил он. — Или нет?
— Куда вы клоните? — вспылил я. — Что…
— Заткнитесь! — Его голос стал жестким, потом опять смягчился. — Вы заметили,
— Откуда, черт побери, мне…
— Лу.
— Возможно, накопил.
— Макс Папас?
— Или занял.
— Не имея для того обеспечения?
— Ну… не знаю, — сказал я.
— Позвольте мне сделать одно предположение. Их ему дали. Один очень богатый знакомый. Тот, кто чувствовал себя обязанным ему.
Я пожал плечами и сдвинул на затылок шляпу, потому что у меня вспотел лоб. Но внутри у меня все похолодело, в лед превратилось.
— Лу, работы осуществляет «Конвей констракшенз». Вам не кажется странным, что Конвей выполняет работы для человека, сын которого убил его сына?
— Да он выполняет почти все строительные работы, — сказал я. — И вообще, это не он, а компания. Сам он даже молоток в руки не возьмет. Вполне вероятно, что он даже не знает об этом.
— Гм… — Ротман заколебался, а потом с несокрушимым упорством продолжил: — Это работа «под ключ». Конвей поставляет все материалы, общается с поставщиками, платит рабочим. Папас не потратил ни цента.
— И что? — спросил я. — Конвей забирает все, какие есть, заказы «под ключ». И получает доход раз в шесть больше.
— И вы думаете, что Папас сидел бы и молчал, видя такое? Разве вам не кажется, что он из тех, кто будет торговаться за каждую доску, дрожать над каждым гвоздем? Мне кажется, Лу… Мне кажется, что он именно такой и никакой другой.
Я кивнул.
— Мне тоже. Но он не в том положении, чтобы качать права. «Конвей констракшенз» либо выполнит для него работы в том виде, как она считает нужной, либо не выполнит совсем.
— Да-а… — Он языком перекинул сигарету из одного угла рта в другой и, прищурившись, посмотрел на меня. — Но деньги-то, Лу. Это все равно не объясняет, откуда деньги.
— Он живет замкнуто, — сказал я. — Возможно, они у него всегда были. Ведь не обязательно хранить их в банке. А вдруг он прятал их где-то в доме?
— Да-а, — протянул Ротман. — Да, такое не исключено…
Он сел прямо и стал смотреть вперед, а не на меня. Он выбросил сигарету, достал табак и бумагу и принялся скручивать новую.
— Лу, вы были на кладбище? На могиле Джонни?
— Нет, — ответил я, — но обязательно должен сходить. Мне стыдно, что я до сих пор там не был.
— Черт, неужели вы серьезно, а?
— Да кто вы такой, чтобы спрашивать? — возмутился я. — Что вы сделали для него? Я не жду благодарностей, однако никто, кроме меня, во всем Сентрал-сити ни разу не попытался помочь этому парню. Он мне нравился. Я понимал его. Я…
— Знаю, знаю. — Ротман
— Думаю, да. Церковь не посчитала это самоубийством.
— А ответ, Лу? У вас есть ответ?
— Он был страшно юным, — сказал я, — и в его жизни не было почти ничего, кроме проблем. Возможно, церковь решила, что допустила достаточно ошибок, и попыталась дать ему шанс. Возможно, они решили, что это был несчастный случай, что он просто дурачился и зашел слишком далеко.
— Возможно, — сказал Ротман. — Возможно, возможно, возможно. И еще одно, Лу. Нечто важное… В ту ночь, когда Элмер и обитательница того домика расстались с жизнью, один из моих каменщиков ходил на последний сеанс в «Палас». Он припарковал свою машину за кинотеатром в — Лу, внимание — полдесятого. А когда он вышел, все четыре покрышки исчезли…
16
Я выждал несколько мгновений в полной тишине.
— Гм, — наконец произнес я, — плохо. Все четыре, да?
— Плохо? Лу, вы, наверное, хотели сказать: забавно? Чертовски забавно?
— Ну, вроде того, — проговорил я. — Забавно то, что я ничего такого не слышал в департаменте.
— Было бы значительно забавнее, если бы слышали. Потому что он не заявлял о краже. Я бы не назвал это величайшей тайной в мире, но по какой-то причине ваши ребята в департаменте не очень-то интересуются нашими ребятами из профсоюза — за исключением тех случаев, когда мы выходим на митинг.
— Ничем не могу помочь…
— Не берите в голову, Лу. Это к делу не относится. Тот человек не заявил о краже, но рассказал о ней на очередном заседании отделения плотников и каменщиков во вторник. Как выяснилось, один из них купил две из четырех покрышек у Джонни Папаса. Они… Лу, вам не холодно? Кажется, вы заболели?
Я прикусил сигару. И промолчал.
— Ребята вооружились дубинками и отправились к Джонни. Его не оказалось ни дома, ни на заправке Слима Мерфи. Его там и не могло быть: ведь он болтался на собственном ремне, закрепленном на решетке в камере. На заправке они нашли его машину, а на ней — вторую пару украденных покрышек. Они сняли их — Мерфи, естественно, тоже не заявил в полицию, — и на том дело закончилось. Однако они продолжают обсуждать это событие, Лу. Продолжают, несмотря на то что — и это вполне естественно —никто не придал ему особого значения.
Я прокашлялся.
— Я… а что в нем такого особенного, Джо? — спросил я. — Что-то я вас не понимаю.
— Вы что, забыли, Лу? Покрышки были украдены после девяти тридцати в ночь смерти Элмера и его подружки. Если допустить, что Джонни выждал некоторое время после того, как хозяин припарковал машину — и даже если он не выжидал, — то мы неизбежно приходим к выводу, что до начала одиннадцатого он занимался абсолютно невинным делом. Другими словами, он никак не мог участвовать в жутких событиях, случившихся вон в том домике.