Убийца внутри меня
Шрифт:
— Ай, — махнул я рукой, — я ничего особенного не сказал.
— Не согласен. Вы раскрыли мне глаза. Вы даже удивили меня, Лу Я в течение многих лет встречал вас на улице, и, честно признаюсь, вы никогда не казались мне глубоким мыслителем… А есть ли у вас решение для более крупных проблем, например, ситуации с неграми?
— Ну, здесь все просто, — ответил я. — Отправить их всех в Африку.
— Э-э. Понятно. Понятно, — сказал он и, встав, протянул мне руку — Сожалею, что зря потревожил вас, Лу, но наша беседа доставила мне удовольствие. Надеюсь, у нас еще будет возможность
— С радостью, — сказал я.
— Кстати, мы с вами не виделись. Вы меня понимаете?
— О, конечно.
Мы поговорили еще пару минут, а потом прошли к входной двери. Ротман внимательно оглядел ее, а потом повернулся ко мне.
— Эй, — пробормотал он, — разве я ее не закрыл?
— Мне казалось, что закрыли, — сказал я.
— Ладно, надеюсь, вреда от этого не будет, — вздохнул он. — Лу, могу я сделать вам одно предложение, в ваших же интересах?
— Естественно, Джо. Все что угодно.
— Забудьте этот бред.
Он кивнул и улыбнулся мне. В наступившей тишине было слышно, как шуршит пыль. Больше он ничего не сказал. Он не собирался ничего говорить. И выдавать свои тайны. Поэтому я тоже в конечном итоге заулыбался.
— Я не знаю причины этого, Лу, я ничего не знаю — понимаете? Ничего. Но будьте осторожны. Это хороший шаг, но нельзя переступать границы.
— Ну вы, Джо, кажется, уже просили меня об этом, — напомнил я.
— И теперь вы знаете почему Я не очень сообразительный — иначе я не был бы в профсоюзе.
— Да, — кивнул я, — я понимаю, что вы имеете в виду.
Мы снова пожали друг другу руки, он подмигнул мне, мотнул головой. И я пошел по темному коридору, а потом спустился по лестнице.
4
После смерти отца я подумывал продать дом. У меня имелось несколько выгодных предложений — дом был отличным, стоял на границе делового района. Но почему-то я так и не смог расстаться с ним. Налог на недвижимость буквально душил меня, места было раз в десять больше, чем мне требовалось, но я не мог заставить себя продать его. Что-то подсказывало мне, что надо повременить, выждать.
Я подкатил к гаражу, въехал внутрь и выключил фары. Прежде гараж был конюшней. Между прочим, он и до сих пор ею оставался. Я сидел с открытой дверцей и вспоминал прошедшие годы, вдыхая отдающий плесенью запах овса, сена и соломы. Вот в этих двух передних стойлах мы с Майком держали наших пони, а в заднем стойле мы устроили пещеру разбойников. На стропилах висели качели и веревочная лестница. Из кормушки мы сделали бассейн. А наверху, на сеновале, где сейчас носятся крысы, Майк застал меня с той маленькой де…
Вдруг громко запищала крыса.
Я вылез из машины и прошел на задний двор. Интересно, может, я именно для этого и остался здесь, чтобы наказать самого себя.
Я вошел в дом через черный ход и направился к парадной двери, зажигая по пути свет, — я имею в виду, на первом этаже. Затем я вернулся в кухню, сварил себе кофе и отнес кофейник в кабинет отца. Я сел в большое кожаное кресло. Я пил кофе и курил, и напряжение постепенно отпускало меня.
Мне всегда становилось
Я встал и прошел вдоль книжных шкафов, забитых трудами по психиатрии, толстенными фолиантами по патологии в области психиатрии… Крафт-Эбинг, Юнг, Фрейд, Блелье, Адольф Мейер, Кречмер, Крепелин… Все ответы здесь, на виду, стоит только открыть книгу и поискать. И никого это не приводит в ужас и не пугает. Я выбрался из своего укрытия — а я всегда должен был прятаться — и начал дышать полной грудью.
Я взял увесистую подшивку немецких периодических журналов и почитал их. Потом поставил ее на место и взял такую же подшивку на французском. Затем я прочел одну статью на испанском, а другую — на итальянском. Я не умел разговаривать на этих языках, но понимал их. Я освоил их с помощью отца точно так же, как освоил некоторые разделы высшей математики, физическую химию и еще с десяток других предметов.
Отец хотел, чтобы я стал врачом, но боялся отпускать меня в школу и поэтому делал все возможное, чтобы я получил образование дома. Зная, что творится у меня в голове, он приходил в бешенство, когда видел, что я веду себя как некультурная деревенщина, и страшно злился, когда слышал от меня просторечные выражения. Однако со временем, поняв, насколько тяжела моя болезнь, он стал поощрять подобное поведение. Именно таким я и собирался стать: мне придется жить среди деревенщины и общаться с невежами. У меня будет невысокая, но спокойная должность — вряд ли мне удастся найти что-нибудь лучше, — следовательно, я должен вести себя соответственно. Если отец и мог найти работу, которая давала бы значительно больше, чем имел он, то моим потолком была должность помощника шерифа.
Я остановился у отцовского стола и просто так, от нечего делать, решил несколько математических задачек. Потом повернулся к зеркальной двери в лабораторию и взглянул на свое отражение.
Я все еще был в шляпе — она чуть съехала на затылок, — розоватой рубашке и черном галстуке-бабочке. Форменные брюки из синей саржи были подвернуты так, чтобы закрывать верх высоких ботинок. Худощав и жилист, линия рта говорит о том, что я готов в любую минуту ответить какой-нибудь колкостью. Типичный страж покоя граждан с Запада — вот кто я такой. Возможно, на вид более дружелюбный, чем среднестатистический представитель правоохранительных органов. И вероятно, аккуратнее подстриженный. А так абсолютно типичный.
Именно такой я и есть, и я не смог бы измениться. Даже из соображений безопасности все равно не смог бы. Я так долго притворялся, что теперь в этом нет надобности.
— Лу…
Я вздрогнул от неожиданности и резко повернулся.
— Эми! — выдохнул я. — Какого черта — тебя здесь не должно быть! Где…
— Наверху, ждала тебя. Не злись, Лу. Я выскользнула, когда родители легли спать. Ты же знаешь их.
— Не исключено, что кто-то…
— Никто. Я пробралась по подъездной дорожке. Ты не рад?