Убийца (Выродок)
Шрифт:
Я был удивительно спокоен. Я снова стал прежним Капутом и готовился объехать их всех на повороте: Эрминию, ее сообщника, легавых — всех до одного…
Что ж, раз мне суждено было стать гангстером, ничего не попишешь… Оставалось держаться на высоте.
Я прождал около двадцати минут. Наконец Эрминия вышла; ее сопровождал Бидон.
Увидев человека с опущенными веками, я удивился, но это продолжалось недолго. Через секунду я все понял. Да уж, задумано было неплохо…
Бидон действительно разыскал меня благодаря
Поскольку моя связь с девчонкой ничего не дала, он решил разыграть свою собственную карту… Да, теперь мне все было ясно. Я понимал, почему Эрминия ворвалась в комнату в тот момент, когда я размышлял, как поступить с Бидоном, почему она вызвалась утопить его сама… Еще бы!
Какой же я идиот, что не догадался с самого начала…
Они сели в машину. Бидон включил стартер, и мотор закашлял, как целый туберкулезный санаторий. Этот кретин еще несколько раз поворачивал ключ в замке, одновременно впрыскивая в карбюратор лошадиные дозы бензина. Как можно быть таким туполобым? Еще немного — и щетки, стартера приказали бы Долго жить.
Наконец он вылез, поднял капот и полностью скрылся за ним. Я решил, что пора браться за дело. В два прыжка я достиг машины и открыл левую дверь.
Эрминия была занята тем, чем обычно заняты все бабы после еды: она пудрила рожу.
Увидев меня в зеркальце своей пудреницы, она на мгновение замерла. Потом, будто желая продемонстрировать свое самообладание, снова начала штукатурить фасад.
— Ну, здравствуй, — сказал я.
Пудреница захлопнулась, издав негромкий жалобный треск. Эрминия лишь молча кивнула в ответ: ей, видно, порядком сдавило глотку.
— Учти, Эрминия: у меня есть другая пушка. В ней-то уж патронов достаточно. И знаешь, какая у меня самая заветная мечта? Влепить тебе пулю в башку. Поняла?
Она снова кивнула.
Я наклонился к ней. Посылка лежала между дверцей и ее бедром. Я схватил ее и почувствовал, как девчонка задрожала.
— Спокойно! Одно движение — и смерть. Ты же помнишь: когда я злой, то даже о себе забываю.
Она помнила. Расстрелянная в упор почтальонша должна была еще стоять у нее перед глазами.
Я жестом приказал Эрминии сесть за руль.
Впереди раздался грохот: Бидон захлопнул капот и вытирал руки носовым платком, не глядя на машину. Лишь подойдя к дверце, он увидел меня и отшатнулся Я высунул голову из окна и холодно произнес:
— Садись вперед, Бидон, или твоя дочь умрет!
Поскольку теперь мне было уже ясно, что она его дочь, У них был один и тот же подбородок, одни и те же губы… Только он был эачуханным и уродливым, а она — красивой и сияющей. Просто поразительно, как из одного теста выходят такие разные люди…
Он
— Ну, что стоишь? Залезай, пока я не причинил вам великое горе…
Он подчинился; я устроился сзади, направив на них пистолет.
— Включил катушку?
— Да.
— Отлично. Тогда полный вперед!
Мне было хорошо. Мои дорогие миллионы, мой дорогой пистолетик, моя дорогая Эрминия — все было при мне. Что еще нужно для полного счастья?
— Куда ехать? — спросила она.
— Поворачивай на Экс…
Машина тронулась с места.
Они, наверное, думали, что я начну поносить их на чем свет стоит, но я помалкивал. Я предпочитал сковать их своим ледяным молчанием: это было гораздо неприятнее.
Мы миновали Фрежю и выехали на Бриньольское шоссе. Наконец Бидон не выдержал:
— Ты, наверное, считаешь нас мерзавцами, Капут, но пойми, я стал жертвой Рапена. Ведь если разобраться, это миллионное дело организовал я. Согласен, я должен был с тобой поделиться. Но нас сильно тревожила твоя репутация… Вот мы и подумали, что…
— Слушай, помолчи.
Он закрыл рот. Я тоже замолчал. Я молчал и думал о своем. Что ж, до поры до времени я их укротил, но мое превосходство было весьма шатким. С одним лишь пистолетом калибра 6,35 двух человек долго удержать не удастся. Рано или поздно нам придется остановиться на заправке или у ресторана…
Единственным выходом было прикончить их обоих и смыться на машине, увозя с собой драгоценную посылку…
Счетчик продолжал наматывать километры. Время шло незаметно. И их, и меня будто кружило в каком-то странном водовороте.
Окрестности мало-помалу становились безлюдными. Вскоре мы уже ехали среди невысоких холмов, покрытых выжженными кустарниками. От шоссе там и сям отходили узкие проселочные дороги, петлявшие среди земляничных полян и мастиковых деревьев.
— Тормози! — почти машинально сказал я.
Эрминия затормозила, бросив взгляд в зеркало заднего вида. Но ни впереди, ни сзади на дороге не было ни одной машины. Шлейф поднятой нами белой пыли парил над землей, закручиваясь, как сигаретный дым.
— Вон туда, направо…
Нетрудно было понять, что это означает…
— Поворачивай направо, Эрминия!
Она отрицательно помотала головой.
— Делай, что говорю, иначе вычищу вас прямо здесь…
— Что ты задумал? — спросил Бидон.
— Высажу вас подальше от шоссе, чтоб у меня голова не болела. Я вас, гадов, уже знаю: и тебя, и твою паршивку дочь. Вы же меня первые сдадите со всеми потрохами…
— Клянусь тебе…
— Ага, давай-давай, Бидон, клянись. Когда выходишь на тропу войны, надо понимать, чем это может кончиться. Хотели меня надуть — не получилось; теперь не обижайтесь.