Убийца
Шрифт:
Борис даже забыл о сыре, подкрался к краю алтаря, с металлического берега наблюдает за детенышем.
Тот взвыл. Тихо, робко…
Поднял морду к потолку, и плиты вздрогнули, зарыдали песком от жалобного призыва: мама, ты где?
Я запаниковал, но хлопнула вспышка, рядом с детенышем возник Борис, бронтеренок забавно шарахнулся в сторону, вой оборвался, и я с облегчением выдохнул.
Испуг в детеныше быстро уступает интересу, Борис тоже глядит на маленькую лиловую бронтеру с любопытством…
Пластинчатый
Детеныш резко ускорил крадущийся шаг, повернуться за ним достаточно быстро смыш не успел, комочек брони метнулся в коварную атаку со спины.
Пых!
Пролетел сквозь солнце вспышки, лоб стукнулся о подножие гробницы, юный охотник плюхнулся на задницу, растопырив задние лапы. Голова помоталась, хищничек заворчал, оглядывается влево-вправо в поисках хитрой добычи.
Смыш смотрит на бронтеренка сверху, с края гробницы, все так же любопытно.
Я отсмеялся.
– Выручил, Боря. А то как взвоет жалобно, все из рук валится…
«Веселая игрушка».
– Поиграй с ним, милый. Он весь твой.
«Играть весело!»
– Только не забудь про сыр. Можно, кстати, кусочек?
«Ешь, друг».
– Спасибо, малыш.
Во рту сыр тает мгновенно, носоглотку заполнил насыщенный аромат, рецепторы на языке и щеках цветут от счастья.
– «Анюта» прелесть!
Я поднял руки, поиграл когтями перчатки на одной и пальцами на другой. Салат готов. Как поживает главное блюдо?
Снимаю с огня вертел.
Мясо пропеклось, грибы тоже, все пропиталось маринадом, аромат райский, слюной можно захлебнуться, но героически держусь.
Бронтеренок отвлекся от смыша на порхающего мотылька, увлекся погоней, то и дело высоко подпрыгивает, а смыш вернулся на алтарь, принялся за остатки сыра с куда большим аппетитом. Как его понимаю, глядя на шашлык!
Опять выстрелы, я резко обернулся к заложенному мной тайному входу. Стреляли там, прямо за стеной…
– Стефан, мать твою! – прорычал будто бы орк. – Нихт шисен! Патроны береги!
– Твари много! – голос офисной крысы. – Нас убивать!
– Не очкуй… Ком цу мир.
– Я не носить очки…
– Вперед!
Я беззвучно выругался, снимаю перчатку…
Подхватил прислоненные к алтарю дробовик и плазму, бегом к тайному входу. Метрах в пяти он него плавно замедляюсь. На колено. Дробовик на пол, плазма в обе ладони, большой палец на рычажке предохранителя.
– Олег, тут что-то есть.
– Что?
– Стена рыхлый. Ее кто-то разбирать…
На плечо телепортировался Борис. В передних лапках остатки сыра, смотрит на секретный вход, но сыр продолжает
Самообладание Бориса осадило мою панику, но сердце бьет в ребра часто, на лбу испарина.
– Мы мочь здесь укрыться.
– Времени нет!
– Разобрать стена!
– Стефан, они близко, валим!
– Мы не сбежать!!!
– Да шевели ты зад… Ох, ты ж мать!
Под грохот лап и хор звериного рева грянула автоматная очередь, яростный вопль стрелка, очередь заглохла, за ней пара одиночных выстрелов. Отчаянный мат удаляется вправо.
Зато слева растет стадный топот, некрополь начал трястись, с каменной пробки входа осыпаются камушки, плиты выпячиваются, кладка рискует обрушиться и разоблачить убежище.
Что за монстры? Судя по реву, волкоршуны, но топот грузный, будто стадо слонов…
Грохот постепенно стихает, удаляться туда же, где исчезли голоса людей. Кладка выдержала, хоть и перекосило ее страшно. Я уронил голову на грудь, со лба сорвались капли. Палец с предохранителя убрался.
– Кажись, пронесло…
Я покосился на Бориса, улыбнулся его невозмутимости, тот как раз доел сыр, облизывает лапки, умывается.
Сзади звякнуло.
Я резко обернулся в широкой боевой стойке, штык плазмы вперед. Но секундами позже выпрямляюсь, беззлобный плевок под ноги. Усмешка.
Детеныш забрался на алтарь, его привлек кусок сырого мяса, тому не нашлось места на вертеле, и детеныш, пока грыз, опрокинул металлический бокал с квасом.
Я поднял с пола дробовик, усталые шаги к алтарю.
Этого непоседу надо согнать, только так, чтобы не перевернул остальное.
– Борис, напусти на него сонливость, – попросил я смыша.
Но тут…
Я замер.
Алтарь… начал светиться! Аура синевато-белого света окружила его по контурам. Так же засиял и склеп. Крыша, колонны, дверь, стены, письмена на стальных поверхностях…
Свет отслоился от букв, призрачные символы плывут к алтарю, окружают детеныша, он внутри красивого вихря, озирается настороженно. А зубы не выпускают мясо, угрожающее ворчание, мол, не отдам…
Воздух наполнился многоголосным шепотом:
«Невинное дитя… Дитя, невинное дитя… Невинное!..»
Голоса, мужские и женские, накладываются друг на друга, кто-то шепчет смешливо, кто-то с благоговейным трепетом, а я пытаюсь сообразить, что, Арх подери, происходит…
– Елки зеленые…
Схватился бы за голову, но ладонь занята дробовиком. Я приложил ко лбу ружейное цевье.
В тексте на склепе читал, что мятежного принца пробудит от вечного сна невинный ребенок. Но не было речи, что ребенок должен быть непременно человеческий. А что до невинности, так для такой кровожадины, как бронтера, детеныш еще вполне себе невинный.