Убийцы в белых халатах, или как Сталин готовил еврейский погром
Шрифт:
Среди тех, кто сейчас отправлялся, не было инициаторов, подписавших Обращение: в награду за сознательность их не тронули, так — объяснили им — распорядился товарищ Сталин. Что их ждет через два-три дня — они предполагать не могли.
В эти дни в Москве стало меньше (не считая умерших) одним коммунистом и больше (не принимая в расчет новорожденных) одним евреем: исконно русского доктора медицины, полковника запаса Николая Петровича Холмогорова спешным порядком исключили из партии, лишили орденов и воинского звания, столь же оперативно выдали новый паспорт на имя Бергмана Колмана Пинкусовича. При этом отметили подлинный советский патриотизм, включили
Завершив эти дела, Николай Петрович на Ново-Рязанской распрощался с сыном и Лифшицами, приезжать на вокзал, провожать его запретил категорически.
Сплошным людским коридором — с женами, детьми, внуками, сопровождаемые носильщиками, стараясь не озираться, скрывались в распахнутых дверях главного входа, проходили сквозь почти пустой зал ожидания. На перроне тоже гремел оркестр и кричал кумач транспарантов.
Состав ждал на первой платформе, он был из одних только спальных, называемых международными вагонов, покрашенных для такого случая в яркий красный цвет. И, специально изготовленные, белели на вагонах таблички с черными буквами «Москва — Биробиджан. Экспресс особого назначения». Корректные офицеры госбезопасности в железнодорожной форме вручали букетики первых фиалок, обращаясь к главе семьи по имени-отчеству и называя номера купе.
Вагоны были еще дореволюционные, вагоны первого класса, их и отобрали, тщательно отремонтировали, обновили, двери сверкали полировкой, надраенной медью ручек, инкрустацией; мягкая ковровая дорожка глушила шаги; в купе горели — чтобы видна была исправность каждой — все лампочки; новехонькое белье пахло хорошим одеколоном; в открытых напоказ шкафчиках-барах каждого купе поблескивали бутылки с разноцветными наклейками; на столиках — коробки дорогих конфет; в тисненых ледериновых корочках памятки пассажиру — расписание движения, перечень услуг (душ и туалет на два соседствующих купе; имеются два вагона-ресторана, работают круглосуточно, прилагается меню; если уважаемые пассажиры пожелают, можно через проводника пригласить к себе официанта; работает клуб-вагон; телеграммы принимаются проводником и передаются по радио немедленно; свежие газеты получают на станциях не позже десяти утра и разносят по купе).
Вокзальная радиостанция огласила: просьба к уважаемым пассажирам выйти на перрон.
Там с временной трибуны дорогих новоселов тепло приветствовал председатель исполкома Совета Еврейской автономной области; шустрые мальчуганы и девчурки раздавали — в дополнение к тем, что вручили проводники, — яркие букеты; звучали напутствия — еврей, русский, почему-то представитель солнечного Узбекистана; наяривал оркестр, напоследок он исполнил развеселый, разудалый «Фрейлехс», и курносенькие белобрысые девчата, в сарафанах, лихо отплясали на платформе.
И, сопровождаемый музыкой, вымученными улыбками, ухмылками, молчаливыми слезами, экспресс особого назначения тронулся в дальний путь, рассчитанный на четверо суток вместо обычных семи.
В новеньком, пахнущем сосною, благоустроенном поселке севернее Биробиджана заключенных-строителей, коим обещана была амнистия и высокие награды особо отличившимся, утром, до завтрака, отвели на просеку за три километра, выстроили в одну шеренгу и уложили длинными пулеметными очередями. Тех, кто находился в санчасти и не мог подняться, кокнули прямо на койках, из пистолетов.
В их числе был и доктор Дмитрий Дмитриевич Плетнев.
Оставили сотню человек,
Еще двадцать поселков такого же типа были разбросаны по глухим местам территории Хабаровского края, Амурской области и Якутской АССР. Они были предназначены для евреев из Москвы. Судьбу остальных предполагалось решить иначе.
Если первый эшелон организовали, в общем-то, легко — пассажиров заранее тщательно отобрали, объявили им об отъезде, дали возможность подготовиться — то с решением проблемы в целом сперва возникли некоторые затруднения и неясности, а чисто организационная работа потребовала значительно больших усилий.
Заминка вышла с методикой подсчета и численностью выселяемых. Нашлись, однако, смекалистые и усердные головы, предложили простой вариант — взять за образец гитлеровский постулат: любой полукровка причисляется к евреям; муж или жена нееврейской национальности вольны сами сделать выбор — следовать за своей половиной либо отречься и, следовательно, остаться. Предполагалось, что большинство — останется, и число их при планировании перевозок не следует принимать в расчет.
Данные, старательно уточненные при активной помощи стукачей — они имелись в каждом подъезде, гласили: в Москве по состоянию на 24.00 10 марта проживает, включая полукровок, 211 492 еврея, что составляет 67 856 семейств. За вычетом особо тяжело больных, не подлежащих перевозке ввиду близкой смерти, а также другой естественной убыли (например, самоубийств, побегов за пределы столицы, приобретения в милиции за крупную взятку фальшивых документов), предельную цифру определили в двести тысяч (в пути также предусматривалась смертность, особенно младенцев).
Во избежание утечки с полуночи 12 марта при посадке в самолеты, поезда дальнего следования, электрички, пригородные автобусы и даже в малочисленном личном транспорте вводилась поголовная проверка паспортов, предписывалось задерживать всех евреев, а также и подозрительных.
Руководство Московской железной дороги получило распоряжение: на запасных путях, прилегающих ко всем вокзалам столицы — Казанскому, Ленинградскому, Ярославскому, Белорусскому, Киевскому, Павелецкому, Савеловскому, Рижскому, сосредоточить подвижной состав общим числом в пять тысяч товарных вагонов, переоборудованных в теплушки армейского образца, из расчета сорок человек на вагон. После загрузки пассажирами предписывалось вывести поезда на Окружную дорогу, откуда с интервалом в десять минут отправлять на Казань, где начальники эшелонов (из воинской охраны) должны были получить указания о дальнейших маршрутах следования.
Сто десять тысяч — по двое на каждую еврейскую квартиру — сотрудников МГБ и наиболее проверенных кадров милиции (частично пришлось вызвать с периферии) проходили инструктажи в районных отделах госбезопасности.
Операция под кодовым названием «Восток» начиналась в два часа ночи 14 марта; на сборы добровольцам отводилось по часу; к оказывающим сопротивление применялись меры принуждения, включая срочно изготовленные наручники; транспортом для доставки на вокзалы обеспечивали предприятия и учреждения по особому списку. Отправка поездов на Окружную дорогу с вокзалов начиналась в 5.00 14 марта. Митинги на вокзалах не предусматривались.