Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
Это было на руку папе. «Если они не придут к соглашению,— угрожал он,— то он сам— наместник Бога на Земле— решит исход ссоры».
Этот раздор касался не только немецкой земли, но и Франции и Ангевинской державы: одна была в союзе с Гогенштауфенами, а другая— с Вельфами. Так что теперь каждый мог представить себе, что произойдет, если папа Иннокентий примет решение в пользу Вельфов! Он унизит Францию, маленькую, нищую, потрясенную войной и настроенную враждебно к Вельфам Францию перед всем миром. Но чтобы добиться этого, чтобы доказать
— Расторжение брака недействительно, новая королева Агнесса незаконна, — утверждал папский легат Петр из Капуи, прибывший в Париж по велению Иннокентия.
— Нет, — опровергал эти слова король Филипп,— это не так; французские епископы расторгли брак.
— Но у них не было на это достаточно власти, — объяснил Петр из Капуи.— Это может сделать только папа, а папа этого не желает. Если Филипп до Рождества не признает Изамбур своей законной супругой и не отвергнет Агнессу, вся страна будет отлучена от церкви.
Люди шептались, что Франция находится на краю пропасти, что она обречена на гибель, если даже священники больше не смогут выполнять свою работу. Будет запрещено читать мессы, дети останутся некрещеными, а умершие попадут в руки дьявольских ангелов.
Несмотря на то что жаркое лето омрачали тяжелые мысли и опасения, это время было богато на события, а Софии только этого и было нужно. Она всячески избегала спокойной жизни, а Бертран не решался мешать ей, когда она уходила из дома, чтобы отправиться к брату Герину. В то время как король уехал подальше от волнений в свои охотничьи замки при Фонтенбло или Винсенн, брат Герин ожесточенно боролся с угрожающим проклятьем.
По заказу брата Герина София писала письма датскому королю Кнуту и папе. Она пользовалась тем, что у нее было два имени: в качестве Софии де Гуслин она участвовала в процессе, который объявил брак Изамбур и Филиппа недействительным. Как Рагнхильда фон Айстерсхайм она выступала в качестве спутницы датской принцессы, которая по-прежнему находится рядом с ней в Кисьонге и может правдивее всего описать ее жизнь.
— Случилось так, — посвятил ее брат Герин в свой безумный план, — что все датские сопровождающие уехали из Амьена раньше, чем вы успели обвинить Изамбур в колдовстве. Они и представить себе не могли, что вы выступите против нее, и поэтому не рассказали ничего своему королю. Наверняка Кнут Датский полагает, что вы до сих пор верой и правдой служите его сестре. Опровергнуть это могла только сама Изамбур, а она, как известно, не умеет говорить. Или Грета, которая отказывается писать королю по моему велению.
Так появлялись письмо за письмом, которые как в северный Роскильд, так и в южный Рим несли только одну весть: у Изамбур все хорошо, она сама не желает ничего иного, кроме как оставаться в монастыре. С королем все давно покончено, ведь брак так и не был совершен.
Иногда, работая над очередным письмом, София чувствовала вину за предательство в прошлом и за свое новое преступление, которое превосходило первое. Но ведь теперь она получила возможность писать.
— Как вы думаете, — спросила она невольно, когда в очередной раз ставила в конце письма свою подпись, — то, что я делаю, — преступление? Как вы считаете, мой грех может быть прощен, не только сегодняшний, но и тот, давний, когда я заявила, что Изамбур овладели демоны? Мы ведь оба знаем, что это неправда.
Брат Герин, который расхаживал взад-вперед за спиной сидящей Софии, остановился.
— Почему нет? — спокойно ответил он. — Вы рассказывали мне, что она слабоумная, а слабоумие всегда от дьявола.
— Я слышала где-то... здесь во дворце и на улицах Парижа, что все как раз наоборот, — что Изамбур святая, а король рассердился на нее ни за что...
— Дай бог, чтобы эти идиоты священники держали рот на замке, вместо того чтобы покорно служить папе и таким образом чинить раздор. Мне это не нужно.
— Конечно! — не отступала София. — С тех пор как вы решили больше не противоречить королю, когда тот хотел расторгнуть брак, вы выступаете за него, потому что это приносит вам большую выгоду. И я делаю то же самое, потому что это единственный путь, который позволяет мне жить достойной меня жизнью. Но все же вы предпочли бы не заниматься тем, чем мы сейчас занимаемся, и не иметь дела со мной.
На какой-то миг он сделал вид, что не слышал ее слов, они показались ему слишком доверительными, слишком личными. Но именно потому, что он пыталься скрыть свой взгляд от ее требовательных глаз, он потерял контроль над мимикой и улыбнулся — насмешливой и горькой улыбкой.
— Иногда приходится делать то, что ненавидишь, — признался он.
Она не хотела больше мучить его, вызывая на откровенный разговор, но он вдруг добровольно начал рассказывать историю о том, как стал самым близким советником короля.
Он был третьим сыном в семье и мог стать или священником, или рыцарем. Он страстно желал быть рыцарем, но с самого детства над ним насмехались за то, что он мог все — драться и кидаться острыми камнями, — но только не решался сесть на спину лошади. Эти большие животные пугали брата Герина, но сильнее страха была ненависть, которую он начала испытывать к лошадям, поскольку они постоянно напоминали о его слабости. Он стал иоаннитским монахом, но монастырская жизнь быстро наскучила ему. Однако случилось так, что все священнослужители собрались во Франции, потому что в Реймсе в 1179 году должен был быть коронован молодой Филипп. По велению одного епископа брату Герину также предстояло молиться о спасении души будущего короля, но незадолго до Успения Богородицы, а также непосредственно перед коронацией будущий король захотел поохотиться на кабана в Компьенском лесу. Он ранил животное, но когда кабан хрюкнул, лошадь испугалась и помчалась прочь вместе с Филиппом. Его искали весь день. Он блуждал среди мрачных деревьев, которые протягивали к нему свои костлявые сучья, как когтистые лапы, и испугался до смерти. Он решил, что больше никогда не увидит солнечный свет. В его свите тем временем царила страшная суматоха. Все искали короля, но без всякого плана и порядка, и брат Герин, уверенный в том, что короля уже давно бы нашли, если бы он возглавил поиски, сделал то, что больше всего ненавидел. Он сел верхом на лошадь и в сопровождении лишь нескольких человек целенаправленно стал обыскивать лес и наткнулся на короля, который дрожал с головы до ног и рыдал. Его заслуга была не только в том, что он участвовал в поисках. Больше всего Филипп был благодарен ему за то, что он обманул весь мир, что не высмеял трусливого плачущего короля, а сказал, что король вел себя мужественно и храбро перенес два дня в мрачном лесу без еды и питья.
Брат Герин закончил свой рассказ, и наступила короткая тишина.
— Если хочешь достичь того, для чего ты предназначен, иногда приходится преодолевать препятствия, которые кроются в тебе самом, — заключил он.
— Значит, вы с самого начала привыкли лгать в пользу короля, — сказала София. Его долгая доверительная речь привела ее в замешательство.
— Нет, не в пользу короля. В мою пользу, поскольку только так я смог стать его доверенным лицом, и остаюсь им по сей день. — По его телу пробежала судорога, будто он хотел сбросить с себя откровенность, овладевшую им.
— А теперь давайте продолжим писать. Королева Изамбур ежедневно проводит много часов за молитвами Великой Божьей Матери, которая даровала ей жалкую, полную лишений жизнь. Но она не была навязана ей королем, а выбрана ею самой...
— Я не стану писать этого во второй раз, — прервала его София. — В последнем письме было такое же предложение.
— Разве? Что-то я не помню. Ну хорошо, тогда пишите: даже если король готов делить с ней стол и постель, она не захочет жить в браке, в каком живут слабые люди. Скорее, она призовет его к такой связи, какая была у Марии и Иосифа, что означает, что она не сможет подарить ему детей...