Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
Софии казалось, что ей снится кошмар. На этой неделе ночные демоны часто затягивали ее в царство жалобных голосов, среди которых явственно слышался голос Изамбур. Когда она наконец резко села и стала ощупывать пространство вокруг себя, она поняла, что Бертран оказался не тенью, как ей хотелось бы, а вполне реальным. Он пытался вытащить ее из теплой постели.
— Скорее! — кричал он в отчаянии. — Пожалуйста, скорее! Поторопитесь, вы должны мне помочь!
Она никогда не слышала, чтобы он так разговаривал, тем более после их ссоры в прошлом году. Теперь все его существо выражало крайнее нетерпение.
—
Находясь еще во власти сна, она решила, что его нетерпение связано с тайной, скрывающейся в комнатах на верхнем этаже. Любопытство сыграло свою роль — она собралась в мгновение ока. В коридоре стояла Изидора, ее глаз был, как всегда, перевязан черной лентой, но на этой раз на ней была светлая ночная рубаха, а не темное платье, которое она носила днем. В таком виде она не вызывала у Софии прежнего ужаса.
— Господин Бертран, — крикнула она, — господин Бертран, может, мне поехать с вами, чтобы...
— Да нет же, женщина, — ответил Бертран. — Я так долго надеялся на твои волшебные заклинания... а у тебя так и не получилось... да, если уж ты не смогла спасти жизнь Мелисанды, что уж теперь...
Он нетерпеливо прервался, оставив Софию в неведении, в то время как Изидора преданно кивнула, поджав губы.
— Не буди Теодора, пусть поспит! — выкрикнул Бертран сарацинке свой последний приказ, а затем потащил Софию вниз. Холодный ночной воздух прогнал сон, но вместе с тем пропало и любопытство, поскольку причина беспокойства ее супруга находилась, по-видимому, далеко, там, куда можно было добраться только в карете, а не в комнате на верхнем этаже. Они быстро ехали по пустым улицам. София чувствовала разочарование от того, что ей не удалось узнать тайну Бертрана, и злорадство потому, что Бертран, казалось, действительно нуждался в ее помощи, хотя до сих пор так и не объяснил причину своего волнения.
В последние месяцы он и по ночам сидел в комнате для алхимических опытов. Она не думала о том, где он спит, но все чаще стала ругаться с ним из-за того, что он запретил ей доступ в библиотеку. Походы к брату Герину отвлекали ее, но после оглашения интердикта ближайший советник короля больше не вызывал ее к себе.
«Почему, — думала София, — письма, которые я писала по его велению, не помогли? Папа и король Кнут еще больше настаивали на том, чтобы Филипп отверг свою третью жену Агнессу и со всей честью принял Изамбур... значит, я ему не нужна».
Она понимала его и даже прощала. Ей только иногда хотелось, чтобы все было по-другому, чтобы советник короля звал ее не только потому, что она была необходима для дел, но и потому, что ему было приятно обсуждать с ней свои проблемы.
— Куда мы едем? — спросила она. — Вы не можете разбудить меня среди ночи и не...
— Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Вернее, я сожалею не о том, что разбудил, а о том, что, видимо, был не прав...
— Что это значит?
Его лицо скрылось в тени.
— Вы ведь можете исцелять людей, не так ли? — начал он. — Вы даже зашили голову магистру Жану-Альберту. Так что вы единственная, кто теперь...
Карета, которая до этого взлетала и кренилась, проезжая сквозь черную ночь, остановилась.
— Может, вы наконец скажете, где мы? — настаивала София. — Разве не запрещено покидать дом в столь поздний час? Я хочу сказать, король ведь издал закон, согласно которому запрещено ночью...
— Ха! — безрадостно рассмеялся Бертран и дал понять, как мало значит для него Филипп. — Лучше бы король позаботился о том, как снять с Франции это отвратительное проклятье.
Всем известно, что он не может постоянно противоречить папе. Почему бы ему наконец не взять обратно в жены Изамбур, вместо того чтобы повергать весь мир в такое несчастье? Это длится уже полгода!
София опустила глаза, почувствовав смущение, как бывало каждый раз, когда речь заходила об Изамбур.
— Наверное, она все-таки сделала что-то такое, чего он не может ей простить... — начала она неуклюже. — Но что мы тут делаем?
Бертран поспешно вышел из кареты.
— Прошу, моя жена, — он впервые обратился к ней таким образом. — Вы должны помочь моей сестре Аделине! В час страшной нужды она обратилась ко мне...
1245 год
Женский монастырь, город Корбейль
Женщины по-прежнему стояли в туманном дворе.
— Что... что ты хочешь рассказать о Софии?— спросила Роэзия. — Разве есть что-то, чего я о ней не знаю?
Она подумала, что не стоило всерьез воспринимать таинственные намеки Греты и просить ее разъяснить их. Скорее всего, было бы лучше закончить беседу и лишить Грету возможности поважничать.
— Тебе неприятно это слышать, не правда ли? — Грета уже начала насмехаться.— Тебя злит, что я знаю о ней больше, чем ты, а это означает, что София была для тебя чужой. Ах, Роэзия, ты совсем не знаешь людей, с которыми живешь!
В последних словах наряду с насмешкой послышалось сострадание.
«Я не должна этого позволять,— обиженно подумала Роэзия, и уже хотела отвернуться. Но теперь, когда она не смотрела в злобные глаза Греты, она почувствовала — вопреки стремлению взять себя в руки — желание защищаться. Упрек в том, что она не разбирается в людях, сильно задел ее.
— Я прекрасно знала Софию, — начала она. — Она была самой образованной и умной женщиной из всех, каких мне доводилось встречать. Она действовала обдуманно, владела своими чувствами, посвятила себя науке и писала хронику... Она смотрела на жизнь так же, как я, считая, что не стоит расшатывать душу, которая так высоко парит над царством глупых и дерзких.
— Ха! — рассмеялась Грета.— Ха! Значит, твое стремление убежать от этого мира заходит так далеко, что ты видишь всех такими, какими тебе хочется их видеть. О да, конечно, София всегда заботилась о том, чтобы ее считали холодной, бесчувственной и разумной женщиной. Когда ее упрекали в черствости, говорили, что она не такая женщина, какая нужна мужчине, она воспринимала это как комплимент. Но это только половина правды.