Убийства в монастыре, или Таинственные хроники
Шрифт:
— Моя госпожа! — отчаянно закричала София, проклиная долг, который возложил на нее брат Герин.
— Я знаю, — начала говорить Агнесса и, казалось, никак не хотела замолкнуть. — Я знаю... Король отталкивает меня, а вы пришли для того, чтобы сказать мне об этом, потому что у него самого не хватает духа — ему и его людям, которые шепотом за моей спиной решают мою судьбу, не глядя мне в лицо. Да, я знаю это. С самого начала этого проклятого брака, который теперь уже недействителен, я знала: в конце концов выиграет она, другая, набожная. Говорят, она сидит в монастыре и постоянно молится, и теперь ей наконец удалось погубить меня. По ее мнению,
София осторожно попыталась разнять руки Агнессы, которые с такой силой цеплялись за нее, что побелели. Пальцы Агнессы были короткими и оплывшими, как и остальное тело, которое все сильнее прижималось к Софии.
Она невольно сравнила ее со стройной Изамбур и поразилась, почему король так привязан к этой распухшей женщине. Чем дольше она находилась рядом с Софией, тем сильнее от нее исходил резкий запах пота.
— Король был всегда добр ко мне, — продолжала Агнесса. — Хотя, конечно, он ведь мужчина, а у мужчин грубые руки. В ночь после свадьбы он пришел ко мне, приказал закрыть глаза, расслабиться и позволить ему сделать со мной то, что он хочет. Он встал на колени и раздвинул мне ноги, без всяких объятий и ласк. Его член был большим и твердым, и он вошел в меня как острая стрела, которая разрывает, вспарывает и убивает. Я заплакала. «Молчи! — приказал он. — Но прежде всего повинуйся мне и не противься. Никогда этого не забывай, не будь как... другая». Он всегда ее так называл. Я никогда не слышала, чтобы он произнес ее имя.
Ее тело потеряло давление и вес, как будто начало медленно таять. Софии стало жарко, пот несчастной женщины пропитал ее одежду. Она осторожно постаралась уложить Агнессу обратно в постель, но та не поддавалась и продолжала ворчливым голосом рассказывать о своей судьбе.
— Да, я выучила этот урок в первую же ночь — всегда повиноваться ему и никогда не противоречить. Король сам решал, когда прийти, чтобы получить то, что ему нужно. Моя покорность понравилась ему, о да, это точно. В последующие ночи его прикосновения стали более страстными, горячими и мягкими, и я уже почти не чувствовала боли. Знаете, что ему нравилось больше всего?
— Моя госпожа! — вскричала София, желая только одного — скорее покинуть это место. — Вам не следует рассказывать мне подобные вещи!
Агнесса рассмеялась, и с ее губ слетели капельки слюны.
— Разве? — спросила она с издевкой. — А отказываться от меня — это правильно? О да, конечно, я знаю, я грешница, и мое счастье построено на ее несчастной судьбе. Но если она не слушалась его так, как я, — значит, не я виновата в том, что заняла ее место! Разве у меня был выбор? Разве отец спрашивал моего мнения, когда решил отдать меня королю? Как бы не так!
О, послушайте меня, раз уж вы пришли сюда, потому что все эти трусы боятся смотреть мне в глаза, тем более король. Когда я плакала и жаловалась, он говорил, что ему отвратительно мое жирное тело. Но это не так — он всегда желал меня, хотя, может быть, потому, что хотел таким образом отомстить... ей. Больше всего он любил, чтобы я не смотрела ему в лицо. Я должна была лежать на животе, под который он подсовывал подушку. Тогда он ложился сзади меня, раздвигал мне ноги и делал со мной то, что делает кобель с сукой, у которой течка, прижимаясь к моему затылку горячим ртом. Мы это делали как животные, и ему это нравилось, да, даже мне это нравилось, после того как я привыкла. Это вам следует знать, мадам: наверное, наслаждение подарил мне дьявол, чтобы сделать мое преступление еще более тяжким. Ведь наслаждение происходит от дьявола, это точно известно. Когда Адам и Ева — еще будучи невинными — любили друг друга в раю, они ничего не чувствовали... так говорят священники. А мы делали и нечто худшее: я только родила сына и еще истекала кровью, как ему захотелось ласкать меня, и я позволила ему это и стала мокрой. При этом и он, и я хорошо знали, как вредна кровь роженицы и что мужчина не должен касаться ее. Там, куда упадет ее капля, никогда не вырастут плоды, завянут цветы, заржавеет железо, а руда станет черной. Говорят даже, что собаки, полизав ее, становятся бешеными.
София окаменела, когда голова Агнессы легла ей на грудь. Там стало жарко от ее дыхания, а когда королева продолжала говорить, эта жара как медленный, настойчивый червячок стала опускаться вниз живота, где она ощутила какое-то странное чувство.
София еще настойчивее, чем прежде, пыталась оттолкнуть Агнессу, но все же с нетерпением ожидала продолжения рассказа. Слова королевы были запретными, отвратительными, но и немного возбуждающими.
Но Агнесса не стала рассказывать о ночных объятиях.
— Я знаю о своих грехах, — продолжала она. — Я никогда не могла по-настоящему радоваться жизни, пока существовала она, не могла построить своего счастья на отсутствии ее, не могла ласкать своих детей, зная, что это должны были быть ее дети. А знаете, что самое плохое?
Ожидая поддержки, она посмотрела на Софию.
— Пожалуйста, — попыталась успокоить ее София. — Вы должны знать, что Изамбур не такая, как остальные женщины. Даже если бы король не отказался от нее, она никогда не стала бы ему женой, которая...
— Я ненавидела ее! — резко прервала ее Агнесс. — Я думала, если бы она умерла, все сразу стало проще, я перестала бы жить в грехе и смогла бы наслаждаться близостью с королем. Даже теперь, когда над Францией нависло проклятие, король подчинился воле папы, а весь мир считает мой брак незаконным, я не могу перестать ненавидеть ее. О да, я ненавижу ее, тем самым только увеличивая число моих грехов, вместо того чтобы покаяться в них. Скажите мне, госпожа, смогу ли я когда-нибудь исправить мою несчастную жизнь?
Она наконец отцепилась от Софии. Обрюзгшее тело опустилось на кровать. Стеклянные глаза закрылись, хотя из уголка одного из них выкатилась слеза.
— В Суассоне собран Синод, — сказала София и попыталась придать своему голосу твердость. — Епископы объявят Изамбур законной женой Филиппа и королевой Франции.
Агнесса сухо всхлипнула.
— Я пропала. Я всегда повиновалась ему, как он хотел, и вот чем он отплатил. Он жертвует мной. Он предает меня.
— Не говорите так, ведь совершенно очевидно, что папа объявит ваших детей...
— Я ношу еще одного. Король был со мной во время интердикта.
— Ах! — вырвалось у Софии. Она отступила назад, спасаясь
от испарений Агнессы.
— Если бы Изамбур в первую ночь проявила бы такую же покорность, как я, эти несчастья не обрушились бы на нас! — продолжала жаловаться Агнесса.
София в последний раз изучающе наклонилась над ней.
— Король рассказывал вам, что произошло в ту ночь?
Агнесса, охая, села на кровати. Вместо того чтобы ответить, она закатила глаза и опустила голову в подушку. Ее голос звучал приглушенно, когда она сказала: