Убийство Кирова. Новое расследование
Шрифт:
Хотя полное рассмотрение Московских процессов выходит за пределы этого исследования, мы все-таки хотим подчеркнуть следующий момент: нет никаких доказательств, что кто-либо из подсудимых на этих процессах был ложно обвинен, ложно осужден, был невиновен. Ни разу не было представлено ни крупицы доказательств, что обвиняемые на трех Московских процессах были невиновны в тех обвинениях, которые они признали. Никто и никогда не предъявил никаких доказательств того, что обвиняемых вынудили каким-то образом давать показания под диктовку прокуратуры или НКВД. Ни один из «реабилитационных» документов и отчетов, представленных во время
Как мы увидим, существуют веские доказательства, что некоторые из обвиняемых, по крайней мере, не говорили «всей правды» и что как Ягода, так и Ежов, а также другие подсудимые искажали и скрывали некоторые моменты на процессах. Однако ни одна из этих уловок не стремится также оправдать ни одного из обвиняемых на суде. Она просто добавляет еще один пункт к их вине и к картине заговоров, которая у нас уже есть. Из того, что мы знаем, показания подсудимых отражают то, что они хотели сказать.
Важной проблемой в оценке показаний на Московских процессах является вопрос независимого подтверждения заявлений, сделанных на суде с помощью свидетельств, которые не могло подстроить, внушить или каким-то образом создать обвинение. Разумеется, отсутствие независимого подтверждения не означало бы, что показания и признания на суде были сфабрикованы обвинением. В случае профессионального заговора может вовсе не существовать никаких самостоятельных доказательств. Это просто означало бы, что мы не могли бы никоим образом сравнить эти показания с самостоятельным доказательством. Даже если бы у нас не было независимого подтверждения заявлений, мы могли бы оценить внутреннюю непротиворечивость заявлений, сделанных разными подсудимыми в разное время.
К счастью, существуют некоторые доказательства, выходящие за пределы Московских процессов и даже самого СССР. Все эти доказательства подкрепляют признания обвиняемых.
Блок: его образование и состав
Главный пункт обвинения, на котором строился процесс 1936 г., заключался в том, что в 1932 г. между троцкистами и зиновьевцами был сформирован блок, к которому присоединились и другие силы. Это подтверждается в письме Седова Троцкому где-то в середине 1932 г. (архив Троцкого 4782). Седов называет зиновьевцев, «группу Стен-Ломинадзе», «группу Сафар(ов)а-Тархан(ов)а» и «И.Н.(Смирнова)», а также Зиновьева и Каменева («3. и К.»).
Все эти группы были названы обвинением и обвиняемыми на Августовском процессе 1936 г. Седов называл И. Н. Смирнова лидером троцкистской группы, и это подтверждено в протоколе суда. Письмо Седова и протокол суда подтверждают, что блок был сформирован к лету 1932 г.
Согласно показаниям на Процессе 1936 г. активное планирование убийства Кирова началось летом 1934 г., и с ленинградскими заговорщиками связались осенью 1934 г. Это, кажется, совпадает с некоторыми указаниями в ежедневнике Николаева, по поводу которых высказывал замечания Лено. В отношении «прощальных писем» Николаева членам семьи, датированных августом 1934 г., Лено дает следующий комментарий:
Более того, некоторые «прощальные» письма, которые он написал членам семьи в августе, но, возможно, не отправил, наводят на мысль, что он обдумывал самоубийство или, может быть, убийство партийных чиновников (Л 216).
Для Николаева убийство и самоубийство были неразрывны. Мы напоминаем, что он попытался убить себя через несколько секунд после того, как стрелял в Кирова.
По судебным показаниям, конкретное организационное планирование убийства Кирова началось осенью 1934 г.
Бакаев, с целью подготовки убийства, выехал осенью 1934 года в Ленинград, связался там с активными участниками нашей организации: Котолыновым, Левиным, Румянцевым, Мандельштамом и Мясниковым, составлявшими так называемый ленинградский террористический центр. При ленинградском центре была активная группа террористов, которая непосредственно вела подготовку убийства Кирова (т. XXXVI, л. 6).
Это полностью подтвердил на следствии обв. Евдокимов, показавший следующее: «от Бакаева мне известно, что осенью 1934 г. он, Бакаев, совместно с одним троцкистом-террористом, фамилию которого я не знаю, выезжал в Ленинград для связи с ленинградским террористическим центром и организовал с ним убийство Кирова.
Во время этой поездки Бакаев и указанный выше троцкист-террорист виделись с Николаевым и договорились с ним о совершении им убийства Кирова» (т. XXXVI, л. 7, 8).
В конце допроса Мрачковского Вышинский задает Бакаеву вопрос о том, когда он ездил в 1934 году в Ленинград.
Бакаев: Осенью.
Вышинский: Для какой цели?
Бакаев: Для проверки готовности организации убийства Кирова. Вышинский (обращается к Каменеву): Вы дали поручение по подготовке убийства Кирова?
Каменев: Да, осенью.
Вышинский: Осенью вы вместе с Евдокимовым дали поручение Бакаеву отправиться в Ленинград и проверить, насколько успешно идет подготовка ленинградской троцкистско-зиновьевской группы к убийству Кирова? Это правильно, вы подтверждаете?
Каменев: Да, правильно. Подтверждаю.
С этой целью осенью 1934 года — продолжает Евдокимов — Бакаев поехал в Ленинград проверить, как идет подготовка террористического акта против Сергея Мироновича Кирова ленинградскими террористами. Эти террористи-ческие группы установили слежку за Сергеем Мироновичем Кировым и выжидали удобного момента, чтобы совершить террористический акт.
Этот период времени — осень 1934 г. — соответствует длинным записям в ежедневнике Николаева в октябре 1934 г., в которых он пишет о «смерти ради моих политических убеждений» (Л 228), и его письму об «объяснении перед партией и Отчизной» (Л 229–234). Николаев также написал письмо Кирову 30 октября 1934 г. (Л 237–238). В последующие несколько дней он «попытался обрисовать конкретные планы убийства Кирова» (Л 238–241).
Вопрос о согласовании применения террора с марксизмом, который, как известно, отвергает применение террора, возник на суде.